->Паутина<-

Объявление

Администрация:
Milky Way

Graham H.

B.NL

Объявления:
Форум только основался. Конечно, ему нужна помощь. Так что желающим помочь, добро пожаловать. Всем вообще, добро пожаловать. ^ ^

Пиар:
Ник: Двигатель Прогресса
Пароль: 6969


Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » ->Паутина<- » Мастерская » А пока я поживу тут...


А пока я поживу тут...

Сообщений 61 страница 89 из 89

61

Он торопливо шел, почти бежал наверх. Осталось всего две ступеньки, вот и они сзади. Вот она, еще тут, слава богу. Худые открытые плечи белели пятном на фоне темного неба.
- Мичи!
  Она вздрогнула и обернулась. На бледном лице блестели мокрые дорожки, холодный ветер трепал волосы цвета вишни. Бубенцы на ленте в волосах тихо звякали.
- Мичи... Не вздумай!
  Он поспешил к ней. Она шагнула назад, не сводя с него глаз, будто боялась. До края оставалось шага два, не больше.
  Он взял ее за руку, рывком оттаскивая от края.
- Не вздумай! Ты не понимаешь…
- Чего я не понимаю, Сэт? Я все понимаю… - ее голосок был тихим и сиплым от долгих слез.
  Он посмотрел ей в глаза.
- Мичи… Ты мне нужна, понимаешь? Я тебя люблю…
  Она вздрогнула, словно слова причиняли ей боль. Отстранилась от него и снова шагнула назад.
- Я тебя тоже… Я прыгну, Сэт… Ты меня не удержишь…
- Зачем? Зачем тебе это, Мичи? Останься со мной…
  Внизу был Город. Он вел собственную, ночную жизнь. Огни неоновых вывесок, фар... Вечный гул моторов, пыль и тяжелый воздух… Трудно поверить, что где-то там, в саркофаге каменных переулков и запертых окон, скрывались Жизнь, Любовь, Мечта…
- Я так больше не могу… Просто больше так не могу…
  Слезы снова полились по ее бледным щекам, капая с подбородка. Она даже не пыталась их унять.
- Но почему, Мичи? Я без тебя не выживу…
  Он снова шагнул к ней. Она откачнулась от него, не желая его прикосновения. До бездны оставалось совсем чуть-чуть.
- Мичи…
  Он смотрел на нее тоскливо, неизмеримо печально. Она обхватила себя за плечи и опустила глаза.
- Понимаешь… Любовь – это боль... Пусть говорят, что хотят – что любовь это счастье, дар божий, достояние народа, все, что угодно... Прежде всего, это боль, и у меня нет сил больше терпеть ее.
  Он снова шагнул к ней. Она не пошевелилась.
- Я прошу только об одном... Прости меня. Не спрашивай, не думай, не вспоминай... Просто прости…
  Она развернулась и шагнула.
- Нет, Мичи!
  Шаг... Она сделала выбор и сделала шаг в вечность. Туда, вниз, где Город гудит, живет и не знает, что еще одно сердце перестало биться от того, что другие называют счастьем. Где миллионы автомобилей сплошным потоком бежали в темноту, а на крыше небоскреба стоял он – один сейчас и теперь навеки…
- Нет, Мичи… Мичи… - он шептал это еле слышно. Потом нагнулся и поднял розовую ленточку с двумя бубенцами, которая раньше покоилась в ее вишневых волосах. Бубенчики тихо звякнули, как ни в чем ни бывало.
  Потом пошел снег. Да, в начале августа с неба медленно полетели снежинки.
  Когда умирает ангел, идет снег, будь то даже жаркие летние месяцы.
  Дети и взрослые, в поздний час спешившие по улице куда-то по своим делам, устремляли удивленные взгляды в небо. Компании подростков начинали тихо шептаться между собой, вспоминая истории про ангелов.
  В эту ночь много таких же пар, что сегодня была на крыше, по всему городу, поклялись друг другу в вечной любви и в том, что никогда не заставят другого страдать своей смертью.

0

62

Юи вышла из подъезда, предварительно пнув дверь платформой сапога – снова какой-то идиот сбил кодовый замок, и дверь еле-еле открывалась. Снова топать в школу, а там парни противные, контрольная по математике... И друга ни одного нет. Может, и вовсе в нее не идти? Нет, тогда мама огорчится, да и так оценки хуже некуда. День явно начался не очень.
  Автобус тихо фыркнул и тронулся. Юи не успела вскочить на подножку, а это был последний автобус за два часа. Ну, теперь надо топать пешком, значит, шансов успеть не было, точнее, был где-то один на полтора миллиона... Вздохнув, Юи направилась к переходу.
- Ай! Отпустите!
  Ю оглянулась. На углу двое здоровых парней тупо над чем-то смеялись, грубо и громко. Один из них держал за руку девочку, просто маленькую девчонку лет десяти. Та прижимала к себе маленького белого котенка в черную полоску с загнанными испуганными глазами. На открытом запястье девочки был синяк, вероятно, следствие хватки парня.
  Юи поспешила туда.
- Эй, мальчики, найдите себе кого-нибудь по размеру!
  Один из парней, тот, что пытался сейчас снять с девчонки розовый мохнатый рюкзачок, обернулся и недоуменно посмотрел на Ю. Наверное, не привык, что ему кто-то смел возразить. Потом оставил в покое девчонку и двинулся на Юи.
  Та стукнула его сумкой с тяжелыми железными клепками. Он взвыл и отступил.
  Второй оттолкнул малышку и тоже обратил взгляд на смелую.
  Ю положила девочке руку на плечо.
- Только попробуйте ее тронуть!
- А если попробуем, то что? Убьешь нас? – один, который был побольше, тупо усмехнулся.
  Юи приготовилась снова защищаться сумкой. Но девчонка подняла голову и посмотрела в глаза одному из хулиганов. Потом второму.
  Оба парня попятились. Потом один развернулся и побежал. Второй последовал его примеру.
  Ю проводила их взглядом. Потом повернулась к девчонке.
  Она сама смотрела на нее. Потом улыбнулась.
- Спасибо.
- Не стоит. За что они к тебе прикопались?
- Не знаю. Увидели меня, а Полосик к ним пополз. Они его задушить хотели…
  Котенок жалобно мяукнул. Девочка ласково его погладила.
  Юи деликатно умолчала о способе, которым девчонка прогнала парней.
- Тебя хоть как зовут? – она вздохнула.
- Нин... А тебя?
- Меня Ю... Ну ладно, мне в школу пора.
  Юи развернулась и снова пошла к переходу. Светофор загорелся красным. Ю вдохнула и оглянулась. Рядом стояла Нин.
- Ты что тут делаешь? Тебе разве домой не надо?
  Девочка посмотрела на нее – то ли печально, то ли просяще. Котенок так и был у нее на руках, он перебирал лапкой недлинные пряди, пепельные с голубым оттенком – цвета звезды.
- Ты можешь мне помочь?
  Ю никак не ожидала такого вопроса.
- Наверное, могу... Только чем?
- У тебя есть деньги?.. Ну, или карта города…
  Юи вздохнула. Поход в школу сегодня отменяется. Достало. Она порылась в сумке и вынула сложенную в восемь раз карту.
- Вот, держи. Я и сама сюда недавно приехала, еще теряюсь.
  Нин начала изучать карту. Потом ткнула пальцем куда-то, куда ей, вероятно, надо было попасть.
- Пожалуйста, проводи меня. – она подняла глаза на девушку. Ее глаза были серыми, а зрачки очень широкими.
- Куда? – Ю удивилась.
- На площадь Семи Дверей.
  Площадь Семи Дверей – просто площадь посреди города, мощеная булыжником. На северной ее стороне стоит стена, на которой навешаны семь дубовых дверей, просто в никуда.
- Ладно. Пойдем.
  Юи согласилась неожиданно для самой себя. Но все равно, уже через полчаса они подходили к площади с южной стороны.
  Нин потерянно оглядывалась. Потом, увидев стену на северной стороне, поспешила к ней, лавируя между спешащими по своим делам людьми.
  Когда Ю догнала ее, девочка шла мимо дверей, касаясь каждой кончиками пальцев. Потом остановилась перед пятой дверью.
- Я пошла…
- Куда? – Ю прислонилась спиной к стенке около двери.
- Не знаю. Туда, куда ведет эта дверь.
- А ты вернешься? – странно, но Ю отчаянно этого хотелось. Не было сейчас никого ближе этой маленькой худой девчонки с Полосиком на руках.
- Вернусь. Обязательно вернусь… - она посмотрела на Юи и улыбнулась. – Я буду здесь, на этой площади. Приходи потом.
- Обязательно приду, солнышко… - Ю тоже улыбнулась.
  Нин потянула ручку пятой двери. Та открылась тихо, без скрипа. За ней был виден луг с нескошенной травой, яркими пятнышками цветов…
- Это еще только первый из миров, скрывающихся за этими дверями…
  Девочка шагнула внутрь. Ее волосы цвета голубой звезды взметнулись вверх, открывая острые эльфийские ушки. В правое было вдето три колечка.
  Юи улыбнулась – счастливо, мечтательно. Потом отстранилась от стенки и пошла прочь от закрывшейся двери. Теперь она знала, что никогда не будет одинока. Что на площади Семи Дверей ее всегда будет ждать странная девчонка с котенком на руках…

0

63

На столе стояла чашка чая. Тэс сел за стол и взял ее. Потом отставил на место, потому что увидел свежую газету и взял ее. Перевернув пару страниц, вздохнул – опять ничего интересного. Аварии, пожары, кражи... А, вот. «Исполнение желаний. Недорого». Весело. Тэс поглядел на адрес фирмы – та была близко от китайского ресторана, в котором он работал. Может, зайти? Надо будет попробовать.
  К девяти утра Тэс был уже на работе. Он прошел на кухню с намерением переодеться.
- Привет… - Тия, что стояла у стенки и ждала, застенчиво улыбнулась и махнула рукой.
  Тия нравилась Тэсу. Она была премилой, но страшно застенчивой. Похоже, Тэс тоже был ей небезразличен.
- А, привет, Ти… - он улыбнулся.
  Тия покраснела, но продолжила улыбаться. Тэс взял поднос и вышел в зал, где уже начали собираться посетители.
  Ближе к вечеру Тэс вышел из задней двери «Синего Дракона» и направился к офису через дорогу. Толкнул дверь, зашел. Поднялся на второй этаж. А, вот и нужный кабинет.
- Можно? – он приоткрыл дверь и заглянул внутрь.
  За столом сидел человек. Он кивнул.
- Можно. Вы по объявлению, думаю?
- Да. А это важно? – Тэс зашел и прикрыл дверь.
- Не очень. Просто предложение ограничено, и вы – последний посетитель. Присаживайтесь.
  Тэс послушно сел на стул, стоящий около стола.
- Какое у вас желание?
  Парень не ожидал такого вопроса. Здоровья-счастья-любви? А зачем? Это можно получить самому. Денег? Пожалуй. Давно хочется уйти из «Дракона», взять Тию и жить с ней где-нибудь за городом долго и счастливо.
- Я хочу получить миллион долларов.
- Миллион? Ладно. Только есть одно обязательное условие. Не очень приятное, боюсь.
  Вот так всегда. Есть какой-то подводный камень.
- Да? И какое же?
- Ваше желание исполнится, но умрет один человек. Он может быть любого возраста, из любой страны.
  Тэс задумался. Остается надеяться, что умрет кто-нибудь старый, одинокий и живущий где-нибудь в Антарктиде.
- Я согласен.
- Отлично. Подпишите тут.
  Скоро Тэс уже ехал домой на автобусе. Интересно, как он получит миллион? Об этом ничего не было сказано. Да и получит ли вообще? Может, надувательство сплошное. Ну да ладно, все равно бесплатно.
  Автобус резко остановился с сильным толчком. Стоящие пассажиры повалились друг на друга с матерными ругательствами. Тэс пробился через стену людей к выходу и поспешил к двери водителя, надеясь узнать, что случилось. Но потом необходимость отпала.
  На дороге, чуть дальше передних колес автобуса, лежала девушка. Она была спиной к Тэсу, но ее голубые мелкие кудряшки и джинсовая куртка с железными кнопками пробудили в нем нехорошие предчувствия. Он торопливо прошагал к лежащей, опустился на колени и повернул ее лицом к себе.
  Это была Тия. Она была мертва. На мертвенно-бледном до синевы лице и лбу застыла темно-алая струйка, голубые пряди слиплись сосульками от крови.
- Т-ти? – он запнулся. Интересно, он любил Тию? По крайней мере, она была ему очень дорога.
  Из расстегнутой сумки девушки выпал лотерейный билет. Тэс поднял его. Номер был выигрышным – семь семерок, миллион долларов. Тэс на автомате сунул его в карман. Вот чья жизнь исполнила его желание…
  Если ваше желание стоит чьей-то жизни, хорошо подумайте, прежде чем выбрать – ведь не факт, что это не будет жизнь кого-то из ваших близких.

0

64

Где-то, далеко-далеко, была Стена. За этой стеной был Мир. Не лучше и не хуже, чем наш, просто другой. Чужой.
  Там жили Люди. Обыкновенные Люди, как и те, что сейчас живут в мегаполисах и маленьких деревнях. Разве что знали они чуть больше…
  Этот Мир был серым. Солнце было скрыто серой дымкой или густыми облаками. Даже ночь не приносила с собой не одной звезды – может быть, потому, что тут никто не рождался и не умирал? Люди приходили из нашего Мира и после смерти уходили туда же.
- Неправда, неправда! Вас не существует! Ваши крылья только для обмана таких, как мы!
  Они не помнили своих предков, тех, кто поставил Стену. Хоть время шло так же, как и у нас, они просто за ним не следили.
- Не верю! И другие тоже не верят!
  Возможно, в черных, пустых лесах еще скрывались Драконы, а по Городам и Дорогам ходили маги... Или это были просто базарные фокусники?
  Там были даже Ангелы. Они жили прямо на земле, потому что Бог куда-то исчез и оставил их без крова.
  Люди видели Ангелов. Видели крылья, глаза. Но они знали, что Серокрылые – всего лишь раскрашенные куклы для существ из того Мира – Мира За Стеной.
- Нет, нет! Почему тогда им так же больно, как раньше? Неправда!
  Серый, сумрачный Мир больше не верил крыльям и красивым словам. И, между прочим, правильно делал…

0

65

Школьники ломились в дверь. Пробиться внутрь было невозможно, ведь зал и так был уже полон. Ну да, устраивать концерт в актовом зале местной школы было не очень хорошей идеей. Одна из фанатеющих девчонок тихо стояла в стороне, зная, что на концерт группы Стэна уже не попасть. Билеты стоили жутко дорого…
  Внутри уже гремели колонки и шумели фанаты. Она отошла в переулок, куда выходила дверь черного выхода – прямо за сценой, и встала около мусорного бака. Вдруг дверь скрипнула – кто-то вышел?
- Мелкая, подержи гитару!
  Высокий черноволосый паренек с гитарой. Стэн, предводитель группы, которая сейчас заводила толпу внутри.
- А… Я… Х-хорошо. – девчонка взяла протянутую бас-гитару. Она даже не спросила, что парень будет делать без нее…
  Он поспешил обратно, в школу, а она так и осталась у бака с гитарой на ремне.
  Мелкую схватили за плечи сзади. Мужская рука рывком стянула ремень с покатого плеча. Девчушка вывернулась и обернулась.
  Там были два мужика, похожих на хиппи. Один был очень толстым, в коже, с бородой. Другой – с дрэдами, в безвкусных темных очках. У толстого в руке недобро поблескивало лезвие.
- Помолчи. Тогда останешься невредимой – худой мерзко улыбнулся.
- Нет! – вырвалось отчаянным криком. Ужас…
- Что такое? Надоело жить здоровой? – теперь ухмылялся толстый.
- Заберите деньги, мобильник... Отдайте гитару, она не моя!
                                              ***
  Сложная операция прошла неуспешно. Тот, что был с ножом, знал, как его применить, и мелкую спасти не удалось.
                                              ***
  На кладбище было не много людей. Все они были в черном и с венками. Кто бы мог подумать, что одну незначительную девчонку могут так любить?.. Стэн тоже был тут. Он сидел на скамейке чуть поодаль.
  Одна из женщин плакала – мать погибшей. Рядом стоял мужчина – ее муж – и бросал убийственные взгляды на Стэна. Но он только безразлично косился на процессию и задумчиво гладил гриф уцелевшей гитары…

0

66

По зонтам и лужам бил противный такой, серый, совсем нелетний дождь. Наташка посмотрела в небо и ускорила шаг, ботинками разбивая пятна воды на асфальте. Черные волосы намокли, да и ботинки тоже, капли текли по лицу – будто слезы… Глупости, Наташка не плакала. Никогда.
  Обидно, что это был даже не парень – тот Самый главный человек... Да и человек ли? Это началось уже достаточно давно, но была одна универсальная отговорка – «конечно, нужна! Не могу стать ненужной…».
  Видимо, стала. Нет, выкинула, бросила, запсиховала она сама, и виновата только она сама… Но почему-то у Наташки не хватало воли на осознание, только на то, чтоб винить весь мир – но только не себя.
  Из невыключенного плеера вещала какая-то радиоволна. Передавали что-то бодрое. Попса, фу… Убивает мозг и музыкальный слух, а плеер выключать было влом – не поднималась рука.
  Это был маленький городок на севере, там почти не было лета. Даже сейчас, в конце июня, не было тепла – был только дождь. Но зато было море, свое море…
  Наташка любила море. Там было очень холодно и в какой-то мере страшно – ощущение пустоты между свинцовой водой и серым небом. Но все равно она его любила – чуть ли не больше всего…
  Туда она и направлялась. Там не было никого, кто мог бы помешать или задать глупый вопрос – сегодня все сидели по домам.
  Шершавый асфальт под ногами плавно перетек в бетон пирса. Впереди было ограждение и спуск вниз, к самой воде. Осторожно шагнув через ступеньку – чтоб не поскользнутся, попутно снимая с плеча рюкзак, Наташа опустилась на мокрый невысокий бордюр. Открыв ноутбук, извлеченный из мохнатого рюкзачка, она снова отвела взгляд – куда-то вдаль, к волнам, изрешеченным кругами от капель дождя, который только усилился…
Почему-то почти все люди, потерявшие что-то очень важное, хотят умереть. Но это создание оказалось уникумом. Она хотела не умереть, а уничтожить весь остальной мир. Пальцы уверенно забегали по сенсорному экрану. Уже подключен Интернет и папка под паролем из девятнадцати символов, в которой был только один файл, многообещающе озаглавленный: «The End».
  Наташка хакнула его недавно, с какого-то очень охраняемого и, видимо, важного портала. Она не знала, что случится – взорвутся ли на каждом квадратном гектаре атомные бомбы, прилетят ли инопланетяне… Или просто все исчезнет, безболезненно и быстро. Она знала только, что обязательно что-нибудь случится, что это не розыгрыш.
  В этом файле оказалось три красные кнопки, расположенные треугольником. Наташа потянулась к экрану. Так привычно, легче, чем нажать Ctrl+Alt+Delete. Как-то уж слишком красиво – отбой десяти секунд, надпись «Game over» на всю ширину монитора и пустота…
  «Да, и с вами до сих пор Радио Сёнэн, не меняйте волну! Перед очередной песней у нас есть особое сообщение. Девчонка у моря! В первый и единственный раз мы передаем солнце – специально для тебя!»
  После нескольких последних капель дождь прекратился, и в воде, сразу ставшей гладкой, отразился первый, такой слабый и чуть сероватый солнечный блик. Наташка вздрогнула, отдергивая руки от экрана, и опустила ноутбук с колен на бордюрчик. Встала. И толкнула его мыском ботинка, на камни под водой. Потом развернулась, и, улыбаясь, зашагала прочь.
  Не стоит спасать такой мир. Но и убивать не стоит…

0

67

Хехе. Бред пидовки теперь я уже ушла от этого - теперь я педик xDD
Все рассказы от 2008 года, ибо именно тогда у меня появилась умная привычка их датировать. Примерно на год позже, чем я начала играть.
Кстати об игре, показывала я вам свою игру Эльгой в детстве и персонажем Даши Орловой? Это просто умора, о да)
Выложить, что ли, тоже...

0

68

О! Гениальная штука! Язык, на котором мать Эльги разговаривала во сне xD
Откопала я где-то этот ворд, созданный, сейчас скажу, там же, в марте две тысячи восьмого, в своей самой дальней-дальней папке...
Итак, незаконченный (я точно помню, что незаконченный) словарь:
Фэа – жизнь, жить
Мэйр – смерть, умирать, убивать
Ина – я, мой, мои, моя, мое, меня
Дэйн – вы, ваш, ваши, ваша, ваше, вас
Дей – ты, твой, твои, твоя, твое, тебя
Маи – находить
Куо – искать
Би – суффикс будущего времени
Де – суффикс прошедшего времени
Варем – верить, хотеть, надеяться
Нэй – нет
Нэро – не
Най – да
Вэс – идти, ходить, приходить
Аит вэс – уходить, покидать, оставлять
Лиат – особенный, иной, избранный и (хех) черт.
Тэг – день
Нэин – ночь
Моин – луна
Уан – стена
Мэйр би лиат – черт возьми
Юа – она, ее
Нан – он, его
Помнится, я этим шифром даже стихи писала. Нет, честно, было такое.
Отсюда, в общем, и Нэши Лиат. Да, теперь я помню. Скромности мне тогда было не занимать

0

69

Тварь
Но там, где есть чудовище, есть и чудо.
(с) Огден Нэш, «Драконы стали слишком редки»

Зима отступила. Высохли грязные лужи, и лепестки дерева аи, цветущего пышно и рано в этом году, пеплом устилали землю и бетон…
Нет, нет, нет! Там все было не так! Не было весны, все произошло осенью, как минимум в ноябре, так что красивые золотые листья вставить тоже не удастся. И вообще, что главный герой делает в этом сквере, за каким рожном он туда побрел, если вполне мог пойти в кафетерий выпить чаю с огурцом, как все белые люди?
Клайв скомкал очередной лист, почти весь белый, только по верхней кромке тянулась одна-единственная строчка, и метко кинул в мусорную корзину. Формально он попал, вот только бумажный комок, отскочив от десятка других таких же, горкой возвышающихся над краями, все равно упал на пол.
Клайв безнадежно вздохнул и обессиленно откинулся на спинку скрипучего стула. За окном треклятое дерево аи роняло свои цветы, все норовящие прокрасться в еще даже не начатую рукопись. Лепестки, легкие, маленькие и серые, были и правда похожи на пепел. Словно кто-то поджег бумагу и дунул. Кажется, это искореженное, узловатое и вообще на редкость несимпатичное растение приходится дальним родственником обычной вишне. Что же, еще одно подтверждение тому, что в семье не без урода. Не хотелось бы Клайву когда-нибудь испытать такую серую, такую безысходную тоску, какая владела садовником, выведшим это чудо.
Впрочем, сейчас он был весьма к тому близок.
Письменного стола не было видно под кипами листов, отпечатанных на машинке. Грешные дети сдерживаемого, сдавленного и зажатого таланта, которым не суждено увидеть свет… Горные хребты повестей и рассказов достигли такой угрожающей высоты, что Клайв не был уверен, сможет ли он когда-нибудь покорить хоть самый маленький, самый низенький пик.
Он никогда не писал так, как думал.
Вернее, попробовал как-то раз, но ему без всякого сарказма очень мягко и тактично объяснили что его идеи слишком уж далеки от реальности, что среднестатистический читатель – о, этим зверем не пугают редкого автора! – озабочен несколько другими аспектами жизни… в общем и целом, покупать это никто не станет, вот и все.
Однако жизнь показала, что и его работы, посвященные чуть более жизненным темам, никто покупать не станет, потому что он не станет их издавать. Чересчур уж убоги. Клайв был слишком честным человеком, чтобы делать этот мир еще гаже. Пусть профессионалы печатают свои книжки про то, как он пошел гулять на море и встретил ее, а потом она утонула, а он в знак скорби не брился всю оставшуюся жизнь, потому что он ну оч-чень ее любил.
Любовь. Любовь. Весь сюжет должен строиться вокруг любви. Почему именно любовь, недоумевал Клайв? Потому что, отвечали ему, нельзя писать без чувств. Но ведь любовь, особенна эта, опошленная, упрощенная и приземленная любовь, в которой есть одна женщина, один мужчина и много-много ревности и обид, без которых якобы никак и никуда – так вот, любовь ведь не единственное чувство. Есть сотня других, много более интересных. Например, зависть, или дружеская привязанность, или потерянность, или преданность.
Клайв сидел и пустым взглядом смотрел на свежий и непорочный пока еще лист, которому скоро предстояло покрыться очередной порцией сюрреалистической абракадабры, имеющей столько же общего с жизнью, сколько мышь имеет общего с кирпичом, когда Эрика, его жена, бесшумной поступью вошла в комнату и поставила на стол чашку кофе.
- Не получается? – ласково спросила она, наклоняясь и целуя его в макушку.
Нужно быть совершенно особенным человеком, чтобы работать женой творца, любого творца вне зависимости от степени его гордыни, гениальности и алкоголизма. Очень терпеливым человеком, прежде всего, и очень умным. И еще человеком, который заведет полезную привычку каждый день напоминать мужу, что надо бы поесть и поспать хотя бы раз в сутки.
Она, в общем, и сама видела, что у него не получается – чего стоит одна только кипа бумаги, переведенной впустую.
Клайв хмуро кивнул, даже не глядя на кофе. Эрика подняла с пола один из черновиков, осторожно расправила и аккуратно разгладила – должно быть, чисто машинально.
- Попробуй еще раз, - предложила она. – Ты же знаешь, чтобы получилось, надо пробовать столько раз, сколько необходимо.
- На этот раз не получится, - сказал Клайв. – Я попытался уже по меньшей мере полсотни раз. Обычно этого бывает достаточно, чтобы сдвинуться хоть немного. Мне не от чего плясать, пойми. Сама идея гнилая, она рассыплется, как только ты попробуешь прицепить на нее героя и первый диалог. Все это, - он широко обвел рукой свой рабочий стол и бумажные Альпы на нем, - годится только на растопку камина. В этом нет меня, в этом нет души. Все эти истории про то, как дочь женщины влюбилась в ее бывшего мужа, и они втроем уехали на необитаемый остров выращивать коз, абсолютно абсурдны, а в моем исполнении абсурдны вдвойне. Это не то, что я умею и хочу писать.
- Но что же ты хочешь и умеешь писать? – задумчиво проговорила Эрика, проводя пальцем по красивого очертания губам.
- Истории о том, что действительно важно, - уже спокойнее промолвил Клайв. – Чтобы в них были ветер и цвет. Такие истории, которые я мог бы рассказать на ночь нашей дочери, если бы она у нас была. И уж точно в них не было бы отвратительного дерева аи с его, будь они трижды прокляты, мертвыми цветами…
***
Итак, дерево аи не плакало лепестками, похожими на хлопья пепла. Отчасти потому, что весна давно осталась позади, за границей летнего солнцестояния, отчасти потому, что ни одного дерева аи в этой стране не росло и никогда не вырастет.
Зато в достатке было буков, грозно возвышающихся по обе стороны от тропинки, и невысоких раскидистых тисов.
Вечерело. Вдалеке первый волк взвыл тоскливым соло, вскоре второй ответил ему откуда-то с другой стороны, откликнулись и другие. Вой десятка голосов слился в один, мощный и пугающий.
Двое шли лесом, окутанным синими сумерками.
- Земляника в этом году поздно спеет, - проговорил хрипловатый голос, который звучал так, как будто его обладатель больше привык презрительно цедить слова сквозь зубы.
Двое шли лесом, и за много метров впереди них волки спешно разбегались в разные стороны, чтобы случайно не столкнуться на пути.

У Рикарда были приятные ассоциации с буками. В детстве они со сводной сестрой (она была на два года старше его), в кровь обдирая коленки, забирались на такого вот великана и набивали полные карманы горькими твердыми орешками. Они были самой вкусной вещью, какую он когда-либо пробовал – по той же причине, по которой неспелые кислые яблоки, украденные с соседского двора, кажутся слаще честно купленных на рынке. Нет ничего лучше ощущения, что ты сделал что-то, чего нельзя, и тебе за это ничего не будет.
Однако буков было очень много, даже слишком, поэтому скоро глаз настолько привык к ним, что дорога превратилась в одну большую движущуюся ленту, а пейзаж вокруг стоял на месте. Яркие зеленые тисы, временами разбавляющие строй прямых и высоких своих собратьев-деревьев, ненадолго позволяли ему занимать внимание мыслями об удачном отравлении при помощи вина, налитого в тисовый кубок, или пирога с красными липкими ягодами, подобно бусам унизывающим ветки. Но рано или поздно все равно пришлось бы посмотреть правде в глаза: человек, у которого он в последний раз спрашивал дорогу, обманул его, сказав, что до пункта его назначения можно пешком добраться до вечера.
Либо он, Рикард, где-то не туда свернул, что в лесу более чем вероятно, ибо деревья все одинаковые, либо без чертовщины здесь не обошлось. Как знать – вдруг темные силы, с которыми он знается по долгу службы, решили отомстить ему за все хорошее и строить козни? Так ведь сейчас он не на работе.

0

70

прода
Из такого положения обычно существует простой выход. Окликнуть кого-нибудь и учтиво спросить, как пройти туда-то и туда-то, например. Вот только в лесу это проблематично, и вряд ли стоит ожидать, что из безлюдных кустов сейчас специально для него выйдет…
… человек в мешковатой рубашке, кажущейся очень, очень белой в подступающей темноте, аккуратно сжимающий в кулаке пучок каких-то трав.
И вряд ли типично в таких случаях ждать, пока этот самый человек, шурша кустами, выберется из зарослей на дорогу и уставится на вас.
Рикард кашлянул, прочищая горло, и вежливо улыбнулся.
- Добрый вечер, - проговорил он, не вполне уверенный, что стоит начинать именно с этого. – Я… меня зовут Рикард, и я в некотором роде немного заблудился. Совсем чуть-чуть.
Существо одарило его еще одним сумрачным непонятным взглядом. Вероятно, его прабабкой по матери или каким другим предком была вешалка, потому что рубашка, приходящаяся идеально впору в плечах, ниже мешком болталась на тощем, но очень прямом, несгибаемом теле.
- Лоас, - представилось в ответ это самое существо, пока Рикард судорожно пытался снова отыскать нить своей просьбы.
- Лоас из Тэмма? – уточнил Рикард.
- Откуда же еще?
О-о, так вот, значит, что из себя представляет Лоас из Тэмма, местная знаменитость. Ночуя на постоялом дворе еще позавчера, Рикард уже краем уха ловил замечания вроде «Он дерется прямо как Лоас из Тэмма», и произносили такое с величайшим благоговейным уважением и твердой решимостью никогда не попадаться такому человеку под руку в пьяной драке.
Признаться, он ожидал увидеть нечто другое, повыше и помощнее, но, раз уж этот парень настолько хорош, лучше ему, пожалуй, об этом не говорить…
- Здорово, - кивнул Рикард. – Туда-то мне и нужно. Меня к вам вызвали. Я охотник на драконов. Охотник на драконов, истребитель темных тварей и всяческой нечисти, если точнее.
Легенда местного масштаба чуть склонила голову набок, словно изучая его, и повторила:
- Охотник… на драконов, говоришь?
И, прежде чем Рикард успел понять, что вообще происходит, он получил прекрасную возможность убедиться в том, что «он дерется как Лоас из Тэмма» – характеристика весьма и весьма лестная. Иными словами, он получил с разворота в челюсть кулаком.
Это можно было сравнить на выбор с ударной волной от взрыва трех бочек пороха, прямым попаданием кузнечного молота или копытом взбесившейся лошади весом в тонну. Его отбросило назад, ударило спиной о ствол дерева, но он практически этого не заметил. Даже изобрести какое-нибудь особенно витиеватое ошеломленное ругательство не вышло, настолько сильны были полученные впечатления.
Будет приятно и неожиданно, если после такого его зубы разом не вздумают сменить место жительства.
Рикард почувствовал во рту мерзкий соленый привкус крови. Челюсть болела зверски. Нет, воля ваша, даже самый гениальный уличный боец не засветит вот так вот ни за что ни про что.
Чтобы так бить, надо ненавидеть. Надо, чтобы ненависть текла у тебя в костях и закипала мучительным жаром каждый раз, стоит тебе лишь увидеть врага, лишь услышать о нем…
- За что? – выдохнул он, коснувшись рукой лица. – Что я тебе сделал?
- Лоас, милая, мне кажется, что это все-таки не лучший способ знакомиться с людьми…
Этот, второй голос звучал спокойно и дивно. Если бы он был осязаем, из него шили бы одеяла, теплые и мягкие. Таким голосом, подумалось Рикарду, поют песни, когда кто-то рождается или умирает, и только тогда они звучат правильно. Им одним можно врачевать раны. Даже его боль от удара мигом присмирела и утихла.
Говорила красивая женщина средних лет, только что тоже возникшая из леса. У нее была очень материнская фигура – крепкая, не худая, с мягкими линиями, но стати не меньше, чем у какой-нибудь королевы. Лениво струилась вниз с плеча тяжелая широкая коса цвета льна.
- Терпеть не могу их брата, - коротко отозвалась Лоас.
Рикард перевел на нее взгляд, и только потом до него дошло.
Милая? Так это девушка? Девушка, девочка, черт его разберет, сколько ей лет… Нет-нет, не то чтобы он думал, что, мол, женщины априори во всем хуже мужчин и потому не могут вот так вот засветить, едва не снеся голову с плеч. Просто она же в штанах! Да и фигура, напоминающая палку, характерна скорее для представителей мужского пола.
Но именно штаны его обманули. Да.
- Прости? – не поняла женщина.
- Охотников на драконов, - пояснила Лоас.
- Охотников на драконов? – рассеянно переспросила женщина и смерила Рикарда задумчивым взглядом. – А он справится?
- На самом деле я старше, чем кажусь, - терпеливо и безнадежно заметил Рикард, который не раз и не два за свою карьеру слышал подобные вопросы.
Обычно все протесты по поводу «Мошенники прислали нам какого-то сопливого пацана» заканчивались, когда он махал рукой, испачканной в черной крови, в сторону обезглавленного чешуйчатого трупа, давая знак, что дальше они вольны делать с ним все, что захотят. И все сразу начинали относиться к нему куда уважительнее – и провожать странными, ничего не выражающими взглядами. Когда большая сила кроется в большом человеке, это нормально, но с теми, чье могущество несоразмерно телу, нужно держать ухо востро.
- Будем надеяться, - Лоас пожала плечами (причем в жесте этом явно сквозило сомнение) и обратилась непосредственно к нему:
- Ты почти дошел. Только там, ниже, дорогу дождями размыло, приходится ходить через лес, - рукой она указала примерный курс и добавила:
- Там, конечно, волки иногда гуляют, но возвращаться назад тебе явно бесполезно. Я бы проводила тебя, но увы, дела не ждут.
- Противная девчонка, - сказала женщина, поправляя ремень сумки, перекинутый через плечо. – Ничего не горит. Травки я и сама могу пособирать. Проводи человека, он же тут не жил.
- Я уверена, он справится и сам, - невозмутимо заявила Лоас. – Пойдем, Анжела, скоро стемнеет.
И обе удалились в темноту чащи, где синие сумерки уже почти стали черными. Прежде чем скрыться из виду, женщина одарила его сочувственным взглядом – видно, представляла себе, каков у ее спутницы удар. А сама Лоас из Тэмма, проходя мимо, нарочно едва не задела его плечом и бросила тихо:
- Слабак.
- Дура, - зло фыркнул Рикард ей вслед.
В нем бурлило и клокотало праведное негодование, постепенно переплавляющееся в ярость, и это было опасно. Тихо, сказал он себе. Есть такие люди, которые ищут скандала просто потому, что любят. Иначе им скучно. Наверняка тут не было ничего личного…
… но тем и обиднее, черт побери.
Но что верно, то верно – скоро стемнеет, а вернуться к ближайшему проявлению цивилизации он не успеет. Остается продолжить поиски Тэмма, невзирая на его мерзких надменных жителей и опасности ночного леса.
Кстати говоря, думал Рикард, пробираясь по лесу в указанном Лоас направлении, почему они, две дамы, ночами ходят одни, не боясь ни волков, ни людей?
Он услышал движение у себя за спиной. Легкий шорох, и ничего больше, но все равно он знал, что увидит, когда обернется.
Три пары глаз вроде как тускло светились в темноте. Такие всегда светятся, даже если нет огня или солнца, чтобы отражаться в них. Еще несколько пар бесшумно выступили из темноты, пока не приближаясь.
Ага, легки на помине.
Один волк, самый смелый, видно, шагнул по направлению к человеку, потом еще и еще, и еще. Другие последовали его примеру, увидев, что жертва не бежит и не сопротивляется.
Рикард отступил на полшага назад, рука сама собой легла на пояс, на рукоять ножа, покоящегося в миниатюрных кожаных ножнах. Он не поможет. Если две таких твари кинутся на него разом, он успеет убить только одну. А если прижмут к земле, то и вовсе не сможет пошевелиться.
По логике вещей, они не должны на него нападать. Зачем им нападать? Он им не угрожает, а в лесу полно другой дичи, меньше размером и потенциально менее опасной. Но Рикард пришел к выводу, что его не очень-то утешит знание того, что он был съеден в результате аномального поведения волчьей стаи. На конечный результат такие аспекты никак не влияют.
И вместо того, чтобы испугаться до смерти или попробовать заорать, замахнуться ножом, предпринять хоть что-то, Рикард запрокинул голову назад и расхохотался, чувствуя, что люди в своем уме так не смеются.
Он ничего не мог с собой поделать. Ничего не скажешь, хорошенький денек. Сначала много миль пилил по лесу, потом познакомился с очень милой юной леди, а теперь его съедят волки. Ну, или не съедят, а просто убьют. Великолепные перспективы на вечер, ничего не скажешь.
Он сам никогда не стал бы смеяться над всем этим. Его внутренний циник еще не достиг такого уровня развития.
Но то, другое, живущее в нем, заходилось в новых приступах хохота и, похоже, веселилось от души.
А потом наступила боль.
Ни капли не похожая на то, что чувствуешь, когда волчьи зубы отрывают от твоих костей куски плоти – другая, злая, черная скверная боль, вгрызающаяся прямо в самое сердце, разрывающая его стальными когтями, на куски раскалывающая сознание. Физическая  боль, у которой нет физических причин, а значит, нет и средства, чтобы ее уменьшить…
Очень вовремя, что еще тут скажешь. Даже эти голодные звери мучили бы его меньше, деля еще живую добычу.
Он мало что помнил из того, что случилось дальше. Помнил только, что броситься вожак так и не успел.
И еще помнил, как чьи-то руки крепко и бережно прижимали его голову к земле, не давая биться, а чьи-то другие руки стальной хваткой держали его за запястья, и как хрипловатый, не сохранивший ни следа превосходства и грубой отрывистости голос произнес:
- Черт побери, да что же это?..
А когда у него наконец получилось открыть глаза, он одетый лежал на чужой кровати, и в окно светило солнце.
Неосторожная попытка сесть слишком резко дорого обошлась его телу. Рикард охнул, зажмурился от последней вспышки боли, отозвавшейся за ребрами эхом иных, куда более страшных страданий, прижал руку к груди, пытаясь успокоить отчаянно колотящееся сердце.
Оно, то, другое, живущее в нем, никогда не заботилось о таких мелочах, как последствия. В лучших случаях после того, как оно побывало за метафорическим штурвалом их вынужденно общего тела, Рикард сутки чувствовал себя так, словно находился на самом вязком илистом дне глубокого-глубокого похмелья. А что до худшего случая… ну, как-то раз оно сломало ему руку в двух местах и даже не заметило. Но настоящими жертвами в любом случае становятся другие, те несчастные, кому не повезло в неудачный момент оказаться неподалеку.
Следующая попытка сесть увенчалась успехом с куда меньшими потерями. Рикард провел по лицу тыльной стороной ладони и попытался понять, где это он оказался – любимое занятие после ночей вроде предыдущей. Ведь это была предыдущая ночь, верно?
Кровать, весьма аскетичная тумбочка, лампа на ней, окно с убранной в сторону занавеской – вот, в общем, и все, что он смог увидеть, не считая ряда странных вмятин на деревянной стене. Парные вмятины, и каждая пара немножко выше другой, как будто кто-то долго колотил кулаком по бревнам, пытаясь…
Хотя постойте, почему «Как будто»?
Рикард понял, куда попал.
Обычные, ничем не примечательные дети отмечают свой рост зарубками на дверном косяке, но у Лоас из Тэмма нет времени на такую ерунду. С другой стороны, человеческий череп явно не прочнее бревна (что можно легко доказать, если одним ударить об другое), поэтому если умеешь ломать стены, и челюсть сломать труда тебе не составит…
Потом его внимание привлекла книжная полка, аккуратно приколоченная к стене. Вернее, не она сама, а одна ее обитательница, книга, вроде ничем не отличающаяся от других своих товарок, прильнувших друг к другу боками…
Но Рикард уже видел другую такую, книгу-близнеца. Он был знаком с ней слишком близко, чтобы не подойти, чтобы с первого взгляда не узнать темные поперечные полосы на корешке переплета, на котором не написали ни имени автора, ни названия.
Ему уже нечего опасаться. Однажды он уже касался такой и получил свою порцию щелчка по носу, так что.
Рикард протянул руку и осторожно потянул корешок на себя, не снимая книгу с полки. На темно-голубой коже обложки, испещренной орнаментом, напоминающим одновременно плющ и паутину, горело острыми лучами солнце, тисненое чем-то, похожим на золото – вот только этой краске, как и волчьим глазам, не нужен был свет, чтоб сверкать. А на другой стороне – он знал, даже не переворачивая книгу – изображен круг, настолько черный, что кажется не плоским, а глубоким, как колодец или лунное затмение.
Интересно, знает ли хозяин, что попало ему в руки? Да любой букинист отвалил бы за нее гору денег, да любой маг готов был бы за нее убить, да любой библиотекарь уверовал бы, что жизнь прошла не зря, увидь он ее хоть одним глазком…
И так и хочется, так и тянет открыть ее, особенно если знаешь, что прячется внутри, ожидая, когда ты не выдержишь и посмотришь.
Только лишь перевернуть обложку, посмотреть, что изображено на форзаце, а читать – о нет, такого и в мыслях не было!..
Но за дверью прозвучали уверенные, четкие шаги, и Рикард торопливо толкнул книгу, вставляя ее назад на место, и сел на кровать.
Ничто так не расхолаживает соблазн, как опасность быть пойманным за чем-то, чего не просто нельзя, но что стыдно.
Он не удивился, когда вошла Лоас. Вернее, как вошла – осталась на пороге, прислонилась плечом к дверному косяку, скрестив руки на груди и, помолчав немного, спросила коротко:
- Как ты?
Заботы в этом вопросе было не больно-то много, меньше, чем любопытства. Нечто подобное слышит человек, который упал с высокого-высокого дома, с самой крыши, и остался жив-здоров, встал сам, ни одного синяка нет. Всем же до жути интересно, как он так умудрился, но повторить лично никто не рискнет.
Рикард вдруг заметил, что у Лоас очень красивые волосы. Прямые, как доска, вольно рассыпавшиеся по острым плечам, а цвет – непередаваемый, глубокий-глубокий каштан, этакий коричный цвет, теплый и чудесный.
По сравнению с такими волосами ее глаза кажутся совсем серыми, без единой нотки голубизны, и прозрачными, как октябрьское высокое небо, когда осень еще не давит, не прижимает к земле, но листья с деревьев уже перебрались на землю.
- Жить можно, - ответил Рикард и почти не соврал.
Судя по всему, на этом его собеседница посчитала разговор оконченным, потому что больше она ничего не спросила. Рикарду пришлось самому.
- Вчера, там… - начал было он, но Лоас не дала ему договорить.
- Ты их убил, - сообщила она коротко.
- Убил? – бездумно переспросил Рикард и поглядел на свои руки, как будто на них до сих пор могла остаться кровь.
- Поверь, это все, что тебе нужно знать.
Он кивнул, закрыл глаза и откинулся на стенку.
- Анжела пожалела тебя и уговорила меня вернуться, - сказала Лоас. – Она такая дама – ей только дай волю, будет век по лесам ходить и перевязывать зайчикам лапки. Только вот… наша помощь, она тебе почти не понадобилось.
Рикард, забывшись, едва не кивнул еще раз – знаю, мол.
- Пойдем вниз, - смягчившись, позвала Лоас.
По пути к выходу она перехватила его взгляд, устремленный к вмятинам на стенке, и с усмешкой пояснила:
- Да-да. Суровое детство, деревянные игрушки…
Проклятье, думал Рикард по пути. Та, кого он про себя окрестил самовлюбленной тупой драчуньей, не оставила его на произвол судьбы в ночном лесу. А теперь она, похоже, пытается защитить его – защитить! – от страшного знания, которым, по ее мнению, он еще не обладает. Не хочет тыкать его носом в тот факт, что он, если говорить по-простому, чудовище.
Отвратительная привычка судить о людях скоропалительно. Хорош же он – готов любого, кто ему не понравится, окрестить последним негодяем. Насколько самовлюбленным нужно для этого быть?
Спустившись по широкой деревянной лестнице, они оказались в очень светлой и чистой гостиной. У монументального дубового стола – легче перенести весь дом вместе с фундаментом, чем передвинуть такой в другой угол – стояла Анжела, та самая блондинка, и говорила кому-то:
- Ты все знаешь сам, каждый день перед сном заварить в кипятке…
Услышав их шаги, она обернулась и улыбнулась Рикарду.
- А, вот и… - начала было она, но была прервана радостным возбужденным возгласом:
- Ух ты! Это что, он, что ли?
Сие вскричал молодой мужчина, вскакивая со скамьи. Его глаза горели уже печально знакомым Рикарду огоньком – так, с веселым ужасом, человек смотрит на медведя-шатуна, привязанного к кольцу.
- Сядь, - поморщившись, велела ему Анжела, но он желал сначала удовлетворить любопытство, а потому, подскочив к Рикарду, принялся сыпать словами:
- Парень, ты крут, просто как не знаю что, как ты уделал этих зверюг, а их ведь было штук семь…
- Заткнись, - приказала Лоас, сопроводив короткое слово весьма выразительным взглядом.
- … а одну из голов мы нашли в двадцати метрах оттуда! Скажи, а как ты сумел снять с него шкуру голыми руками?
Рикард почувствовал, что сейчас упадет, и, как он надеялся, незаметно оперся рукой об угол стола, такого надежного.
Нужно отдать ему должное, у него почти не возникло навязчивого желания убрать руки за спину или спешно спрятать в карманы.
- Джонас Бавальд, почему бы тебе не пойти домой, пока твоя жена не заскучала? – предложила Анжела, замечавшая все.
- А-а, - отмахнулся мужчина, - у нее полно своих бабьих дел…
- О да, - кивнула Лоас. –  Особенно сейчас. Я слышала, тот парень, как бишь его, Томми Стерн, снова в городе объявился. Наверняка ему есть что порассказать…
Джонас побледнел и без прощания кинулся к двери.
- А я с тобой позже поговорю, - вслед пообещала Лоас, и это звучало как «помни, я знаю, где ты живешь».
- Зря ты так, - покачала головой Анжела, как только дверь захлопнулась снаружи. – Теперь этому парню несдобровать. Джон, помнится мне, поклялся при помощи подручных средств перекроить ему смазливую физиономию, если тот еще раз приблизится к его жене…
Лоас пожала плечами.
- Для этого ему придется переместиться на двадцать миль к югу, - сказала она. – в Эйвори, где этот самый Томми, насколько я осведомлена, уже два года как числится мэром и переезжать никуда не собирается.
Анжела вздохнула и потянулась за чайником.
- Сядь хотя бы ты, - велела она Рикарду, и он с радостью подчинился.
Лоас тоже присела на скамью напротив, скрестила руки на столешнице.
- Не слушай никого, - говорила Анжела, наполняя кипятком фарфоровую чашку. – Здесь слухи живут своей жизнью. Если какому-нибудь бедняге пришло в голову пнуть собаку, скоро он прослывет убийцей тридцати с половиной человек и этой самой собаки в придачу.
- Ага, - Лоас кивнула. – Со мной та же история.
Рикард потер челюсть, до сих пор помнящую нежное прикосновение девичьего кулака.
- Знаешь, - сказал он с чувством, - сдается мне, что эта твоя известность как раз заслуженна.
Она улыбнулась.
- Спасибо, я ценю.
- Да и я вчера погорячилась, - признала Анжела. – Я понимаю, что физическая сила для охотника – сущая ерунда, там иная технология. Просто все равно ожидаешь увидеть кого-то… крупного, что ли. Чтобы чувствовать уверенность.
Рикард знал об этом. Иные охотники, если сами ростом не вышли, всюду, без особой, надо сказать, необходимости таскали с собой рослых плечистых помощников, просто чтобы населению было спокойнее…
Но красавица травница права – технология иная. И все, что нужно истребителю нечисти – это особый талант, с которым рождаются.
- Я не обижен, - заверил Рикард.
- А на меня? – неожиданно спросила Лоас.
Он даже потерялся, не зная, что ответить, а следующая реплика и вовсе выбила его из колеи.
- В любом случае, извини, - сказала Лоас.
Она не выглядела человеком, умеющим и привыкшим просить прощения. И тем извинения были дороже.
- Это было даже лестно, - улыбнулся Рикард, выходя из состояния культурного шока.
Анжела поставила перед ним чашку с чаем. Если говорить точнее, наверное, формально это был чай, но сравнивать обычный чай с тем, что оказалось перед ним, было бы даже менее целесообразно, чем сравнивать кусок глины и кувшин. То, что наполняло чашку, в плане развития обогнало чай на целый корпус.
Оно пахло неведомыми травами и земляникой, от него шел вкусный пар, и Рикарда, прекрасно понимающего нелогичность своих чувств, вдруг охватила злая тоска, что это не его дом, не его друзья, не его чувство постоянства и защищенности. Сейчас он сидит тут и пьет что-то невообразимо вкусное, но самое дальнее послезавтра он покинет Тэмм, и снова будет вечер, и ночная сырость, и ощущение никому не нужности.
- У тебя были с собой какие-нибудь вещи? – спросила Анжела, потратив пять секунд на то, чтобы пятерней ласково растрепать прекрасные волосы недовольно фыркнувшей Лоас. – В лесу мы ничего не нашли.
Рикард отрицательно покачал головой.
- Мне ничего не нужно, - сказал он. – Я имею в виду, для работы. Только нож и книга, причем и то, и другое любое сойдет. Обычно кухонный тесак для хлеба и карманный молитвенник бывает достаточно просто достать прямо на месте. Но что мне не помешало бы, так это информация. Что это за тварь, как выглядит, кто видел, когда и где. Все, что мне только смогут рассказать, в общем.
Анжела задумчиво кивнула.
- Своди его в таверну, Лоас, - решила она наконец. – Если где-то можно узнать подробности этой темной истории, то только там.
- Как считаете, - спросил Рикард, - эта тварь, о которой у вас говорят, правда была? Мало ли, что кому почудится и кто что придумает…
Анжела помедлила с ответом, и Лоас успела раньше.
- Я уверена, - сказала она, - что оно существует. Никто просто не знает, где.
Рикард допил свой чай, сердечно сожалея о том, что никто не придумал изготавливать фарфоровые чашки в литр объемом, а потом Лоас действительно повела его в таверну.
Лоас из Тэмма. Этот самый Тэмм на поверку оказался весьма симпатичным местечком, этаким хрестоматийным лесным городком. Бревенчатые стены вокруг, максимальное количество этажей – два, максимальное число углов – пять, чтобы было куда ставить провинившихся детишек, и очень мало мощеных улиц, зато много других, грунтовых и мокрых. Что там ему говорили про дожди, размывшие дорогу?
- Это правда? – через какое-то время спросил Рикард, отрешенно обозревая окрестности. – То, что он сказал?
Лоас шла чуть впереди него, спрятав руки в карманы, что выглядело забавно и в какой-то мере даже мило.
Она остановилась и, не поворачиваясь, коротко ответила:
- Да.
Рикарду тоже пришлось встать, чтобы не налететь на нее.
- Неужели ты не боишься теперь оставаться со мной один на один? – не поверил он.
Она пожала плечами.
- Чего мне бояться? Это же были не люди.
Рикард прикусил губу.
- Это могли быть люди, - напомнил он.
Разумеется, это могли быть люди. И как удачно, что на этот раз рядом не оказалось никого, кроме волков. Как удачно, что много раз до этого люди были слишком далеко, чтобы кто-то мог пострадать. Но у Рикарда ни на минуту, ни на миг не получалось забыть, что в следующий раз это могут быть люди.
Дети, женщины. Какая разница. Люди в общем и целом, такие же, как он. Люди, которые не сделали ему ничего плохого.
С самого первого дня, когда он понял, что никогда больше не будет принадлежать самому себе – с самого первого дня это было его самым страшным страхом: однажды проснуться в луже чужой крови, по-человечески красной, а не черной, как у темных тварей, которым он запросто отрубает головы…
Лоас повернулась к нему, и по ее волосам, как по положенному плашмя доброму клинку, пробежал красивый широкий горизонтальный блик. От взгляда пристальных серых глаз Рикарду захотелось закрыться рукой. Она смотрела на него так, словно судила, и отчего-то ясно становилось, что «повесить» – самый милостивый приговор из всех возможных.
- Но не были же, - сказала она наконец.
И добавила уже абсолютно другим тоном, кивнув куда-то вперед:
- Пришли.

0

71

хехе. Ну что, дорогие читатели. Просили - пода... то есть, я говорю, просили - получите-распишитесь. Это, конечно, не рассказ про ежа, меч и конфету, и даже не история про обезглавленный труп, но тем не менее. Десять минут + чрезмерная сердобольность + ЕГЭ по физике = это вот. Вы просто ещё не слышали, как я жалею маленький стальной шарик, потому что его бросили.
Если найдёте лажу, сообщите)

Бесконечность
Поскольку пространство и время искривлены, рано или поздно
бесконечность закончится там, где она началась.
(с) Вавилон 5

- Поменяй ты наконец этот дурацкий патрон, - в сердцах бросил Карл, испепеляя взглядом слепую тёмную люстру, нелепо и бесполезно свисающую с потолка. – Сидишь тут в темноте, как какой-нибудь троглобионт...
- Некогда, - отозвался Реми, не поднимая головы. – Учёба. Сам видишь.
Карл видел. В муках творчества Реми уже извел на черновики пол тропического леса бумаги и теперь дожёвывал вторую уже по счёту ручку, словно какую-нибудь конфету. Если бы он грыз гранит науки столь усердно, сколь усердно он грыз пастик, давно стал бы академиком.
Карл устало вздохнул.
- Ну как, получается что-нибудь? – безнадёжно поинтересовался он.
Реми молча помотал с раннего детства не чёсаной головой, после чего со стуком уронил её на столешницу и так замер.
- Э-э, ты только не умирай, - предостерегающе проговорил Карл. – Завтра заморозки обещали, а мне не улыбается битый час долбить землю ломом, чтобы спрятать твоё бездыханное тело от лишних вопросов. Был бы ты хоть покороче, тогда ладно ещё; так нет, смотри, какой двухметровый вымахал.
- Ну не физик я, - донеслось до него приглушенное трагическое стенание, - не физик, и всё! Я гуманитарий, понимаешь, гу-ма-ни-та-рий. Точность мне чужда, она меня убивает, просто убивает.
- Если ты сейчас же не возьмёшь себя в руки и не подумаешь как следует, тебя убьёт топор, - пообещал Карл. Потом подумал немного и добавил, - ну, или тапочка. Во всяком случае, приятно это не будет.
Ответом стало нечленораздельное бульканье весьма печального свойства.
Карл патетически возвел очи к потолку. Ну, и кой чёрт его дернул подрядиться помогать этому ходячему недоразумению? Тем более что вся помощь заключается в простом сидении рядом, ибо этому самому недоразумению гордость не позволяет принимать чьи бы то ни было подсказки… Вот и мучается теперь, пыхтит по три часа кряду над одной и той же задачей.
Но это, это-то! Это ведь так просто, элементарно, это они еще два класса назад проходили!
Напомнить об этом глупышке Реми – так он, не теряясь, заявит, что болел, был на похоронах третьей бабушки за год или именно в этот момент искал уроненный под парту карандаш. Он такой, такой, такой… такой гуманитарий, что просто пф. Других слов нет.
Реми собрался, как в переносном, так и в прямом смысле, привёл себя в более-менее устойчивое состояние и снова свирепым взглядом вперился в зачёркнутый-перечёркнутый лист тетради.
Ручка жалобно хрустнула – это прозрачный пластик не выдержал такого активного зубного натиска, которому позавидовал бы любой подрастающий щенок, любитель портить хозяйские тапочки, и треснул.
Карл хотел было озвучить что-нибудь раздражённое по этому поводу или, что лучше, отвесить аховому физику отрезвляющего подзатыльника, как вдруг Реми повернул голову и уставился на него стеклянным от задумчивости замороженным взглядом.
- Послушай, - сказал он. – Наш общий физик не рассказывал вашей группе ту историю про паучка?
- М? – Карл помотал головой. – Что за дело с паучком?
Реми пожевал ручку ещё. В любом случае, хуже ей уже не станет.
- Теоретически, - проговорил он медленно, - если паучок будет проползать по ветке один сантиметр в секунду, а ветка за ту же секунду будет вырастать на метр, когда-нибудь этот самый паучок доберётся-таки до конца ветки, вот только это займет так много времени, что и Земля, и вселенная в целом к тому моменту перестанут существовать…
- Это как со стрелой и черепахой, - заметил Карл.
- Не совсем, - откликнулся Реми.
Несколько секунд оба молчали, а потом Реми снова подал голос.
- И знаешь, чего я единственного не могу понять? – сказал он. – Что он станет делать, когда доползёт, если ничего вокруг уже не будет?
И отчего-то им обоим показалось, что до того такая уютная полутёмная комната, освещенная лишь кругом желтого сияния единственной настольной лампы, стала вдруг зябкой и неприютной, а зимняя тьма за неплотно занавешенным окном стала синее и ближе, словно сам космос заглянул за стекло…
Иногда здорово и жутко бывает представлять себе, что все эти теории про геоид и гелиоцентрическую систему – полная ерунда. Что на самом деле весь мир покоится на спинах четырёх могучих слонов, а слоны в свою очередь крепко стоят на огромном, испещрённом метеоритными кратерами, покрытом толстым слоем звёздной пыли панцире великой черепахи. И что черепаха эта, неспешно двигая огромными ластами, несёт своё необъятное тело через множество световых лет, и что у неё наверняка есть определённая цель, вот только люди слишком малы, чтобы понять, куда она направляется – это слишком далеко…
И совсем, совсем другое – знать, что где-то там, в бескрайнем безвоздушном холоде, в непроглядной тьме, мерцающей точками холодных звёзд, от которых не становится светлее, крошечный паучок, один-единственный крошечный паучок ползет вверх по растущей из ниоткуда космической ветке, многократно превосходящей его размерами. Потому что абсолютно невозможно вообразить, что ждёт его там, где завершится бесконечное, поистине бесконечное движение. Что вообще может его там ждать.
Что забыл он там, на конце ветки, что заставляет паучка двигаться целеустремлённо и безостановочно, без перерывов на сон, не замечая, как мимо со свистом мелькают столетия, как исчезает в никуда пространство вокруг, как вселенная осыпается кучей пыли и окончательно перестает существовать?..
Карлу подумалось вдруг, насколько всё тщетно. Люди строят что-то, изобретают, пытаются прославиться, выбиваются из сил, чтобы оставить свой след в том, что называется историей… а в конце концов останется всего лишь какой-то паук, ползущий вверх, вверх, вверх.
Этакий анаэробный межгалактический Агасфер, который хотел бы, да не может остановиться.
- Я надеюсь, он найдёт то, что ищет, - сказал Реми, отрешенно глядя куда-то в ночь снаружи. – Что бы он ни искал. Иначе зачем ему вообще было бы ползти?
Карл подошёл к окну и плотнее задёрнул шторы.
- Я попрошу нашего общего физика больше не приводить при тебе подобных парадоксов, - сказал он, не глядя на Реми. – Ты склонен воспринимать подобные вещи всерьёз.
Реми непонятно хмыкнул и вновь уткнулся в уже почти родную ему задачу. И больше они к этой теме не возвращались.

А назавтра Реми получил отлично за выстраданное потом и кровью решение, хоть их общий физик и пожурил его за грязь.

08.12.2011
г. Северодвинск

0

72

О да))  Если бы в свое время кто-то угрожал мне топором перед экзаменом по физике, возможно я получила бы одно высшее образование, а не два средних…   
И обдумывание проблемы того паучка мне тоже кажется гораздо занимательнее, чем преуспевание в точных науках.
Спасибо. Довольно интересно и в чем-то забавно.

0

73

Его утро начинается с тысячи слов,
Он силится вспомнить, какое нынче число,
Скачет солнечный зайчик, вконец ошалев
По батареям пустых кружек на его столе.
Сидеть сутки подряд – далеко не предел,
Он и сам уже не помнит, когда в последний раз ел,
Он не смотрел в окно уже несколько дней –
Он любуется видом в интернетном окне

Читая и веря знакомым словам:
«Привет. Как дела? Я нормально, как сам?
Мы с тобой будем вместе всегда и сейчас
Пока дисконнект не разлучит нас».

А там, за много километров, за перекатами волн,
У другого монитора ждёт такая, как он,
Её клавиши способны только на стук,
Ведь её пианино – её ноутбук.
И она давно не помнит ни стихов, ни молитв,
Она верит, что всему есть контрел-альт-делит,
Но каждый день без перерывов для учёбы и сна
Все сидит, обновляет свой блог допоздна

Читая и веря знакомым словам:
«Привет. Как дела? Я нормально, как сам?
Мы с тобой будем вместе всегда и сейчас
Пока дисконнект не разлучит нас».

Эти глупые мошки уже не смогут взлететь –
Их навеки опутала всемирная сеть.
Я не позвоню, мама, и напрасно ты ждёшь –
Внешний мир для меня не настолько хорош.

Мы читаем и верим знакомым словам:
"Привет. Как дела? Я нормально, как сам?"
Мы с тобой будем вместе всегда и сейчас
Пока дисконнект не разлучит нас.

шозабред

Отредактировано B~NL (2011-12-12 18:43:13)

0

74

"Он не смотрел в окно уже несколько дней –
Он любуется видом в интернетном окне." - тут так и должно про окно повторяться?

А на самом деле это не бред. На мой взгляд хорошо. Очень даже.

0

75

Должно, не переживай.
И кстати, почему я не админ больше?

Отредактировано B~NL (2011-12-12 18:47:44)

0

76

B~NL
Сделать?

0

77

да мне в общем без разницы. Просто стало интересно, за что вдруг отлучили без предупреждения)
Хотя лучше сделай. так хоть можно редактировать сообщения, не оставляя пометки)

0

78

B~NL
О, да, это удобно х) Сейчас сделаю

0

79

Спойлеры\

…цатое …ря 20** года
to: Лотта
subject: no subject

Ну, здравствуй, здравствуй, Лотта, душа моя, радость моя. Прости, что не писал – с какого момента? – аж с прошлой недели, а может, и с позапрошлой, как тут всё упомнишь. Это не моя вина – дела, пробки на дорогах, столько хлопот, Лотта, столько хлопот! Просто присесть некогда, не то что присесть на табуретку, разложить на коленях ноутбук, как пяльцы с бисерным вышиванием, и пойти строчить тебе ещё одну поэму полуночного бреда. Сколько нынче на часах? – скоро полночь, Лотта, вот как, скоро полночь, а я не спал с позавчера, но когда меня это пугало? Я вообще считаю, что спать каждый день вредно для здоровья, да и все самые умные мысли недаром были записаны на манжетах ночных рубашек. Подумай, Лотта, сколько потеряла наука, когда мужчины начали спать в майках без рукавов и манжет.
Но что это я всё о себе да о себе, расскажи-ка мне, как ты там. Хватает ли денег, не обижает ли кто? Как себя чувствует твой дядя Грант? Всё так же мёртв, как и неделю назад? Что же, желаю ему и дальше таковым оставаться.
Но что это я спрашиваю у тебя, если заранее знаю, что денег у тебя немного, но на скромную жизнь хватает, а ты всегда была слишком горда, чтобы не быть скромной; и что никто тебя не обидит, а то схлопочет зонтиком промеж глаз; и что нет у тебя никакого дяди Гранта, как и тебя самой нет. Разговор с тобой, пусть даже такой вот, растянутый на десяток писем, положенных в электронные бутылки и с размаху брошенных в виртуальное море, есть ни что иное, как беседа с моей собственной персоной. Вот что бывает, когда человек слишком горд, чтобы заводить блог, Лотта! Вот что бывает, когда он не хочет, чтобы его мысли мусолили чужие, бессмысленные глаза; когда ему в общем-то неважно, прочитает ли кто-нибудь то, что он написал, и уж тем более нет никакого дела до комментариев, когда весь смысл в том, чтобы просто говорить, говорить, не молчать, чтобы не свихнуться.
Всё, что нужно мне от тебя, родная – знать, что где-то там, на просторах сети, есть твой ящик, и мои письма туда приходят. А уж распакуешь ли ты их и пробежишься ли глазами по строчкам – это дело третье. Бумажные письма не выйдет отправлять в никуда, они вернутся, а такие – такие вполне дают притвориться, как будто ты есть. Разговоры с самим собой – это уже клиника, Лотта, клиника, а разговоры с тобой – всего лишь мысли вслух. Думать я привык много, так что скучать тебе не приходится, правда ведь?
Зная тебя – о, уж я-то знаю тебя лучше всех! – предположу, что ты спросишь меня, как прошёл день. Спросишь ведь? Хорошо, я расскажу, а ты слушай внимательно.
Утром Дэни позвонил мне и сказал, что…
Кто такой Дэни? Как, разве я тебе не рассказывал?
Точно-точно, ты не знаешь. Хорошо, если уж начинать – то с самого начала.
Мы с ним познакомились в прошлый вторник. Если помнишь, я тогда ещё надеялся на какие-то подвижки с Шарли, той глупенькой девочкой из параллельной группы в нашем языковом центре. Мы договорились сходить в кино вечером, сходить на какой-то весьма и весьма концептуальный фильм про говорящий салат-латук – она такое любит, а я на дух не переношу, но пришлось, на что только не пойдёшь ради любви, а, Лотта? В общем и целом, я как раз пытался купить билеты, но получалось не лучше, чем у улитки получается вычислять курс корабля по солнцу без секстанта. Очередь в три витка двигалась медленнее, чем ледник, и когда я с боем пробился-таки к заветному окошечку, какой-то субтильный тип прямо перед моим носом забрал один из двух последних билетов в центре. Хорошие места – рядом – на последнем ряду! А он увёл их у меня из-под носа. Конечно, только мой клятый лже-аристократизм виной тому, что я тут же откровенно не поделился с ним всем, что я о нём думаю…

0

80

Ох ты. начало многообещающее

0

81

Название?
Называется вся эта радость "Первая отрицательная", и я уже даже всем разболтал, почему)

0

82

Я имела ввиду начало х)

0

83

Дни новые на смену старым дням
Приходят, но забудется едва ли,
Как мы сидели вместе у огня
И как своею девочкой меня
Вы с нежностью негромко называли.

Вам нравилось, что хоть пред образа
Меня поставь - я вся насквозь невинна,
Пусть время обращается во прах,
Вас забавляло, как в моих глазах
Стеклянных преломлялся свет камина.

Кто сделал нас, тот нами дорожит.
Мой мастер, для меня вы стали миром!
Вас не обманет локон цвета ржи -
Я видела на стенах чертежи
Всех этих шестерёнок и шарниров.

Вторую же, как я, поди найди!
Но я ненастоящая. Как робко
И тихо что-то тикает в груди!
А я всё жду, когда же позади
Захлопнется картонная коробка.

Вы гений, это признано толпой.
Как лампы блещут! Голос скрипки тонок...
Они вам рукоплещут, мастер мой!
А я забуду, что была живой,
Что билось сердце между шестерёнок.

Коробка, ленты. Руку не поднять...
Но с кем мне будет лучше - вам виднее.
Что дорого, то бережно хранят.
Вы продали - не предали - меня,
И я вас не виню - я не умею.

Мой новый мастер, новый господин,
Я хрупкая, но всё снесу, не струшу!..
Чтоб что-то тихо тикало в груди,
Меня не забывайте заводить,
Ну а любить... зачем любить игрушку?

0

84

Мощно. Я вдруг поняла, что это то самое слово, которое употребимо к тому, что ты делаешь. Потому что прошибает.

0

85

Придуманный образ туманом касается кожи –
Когда мы считали притворство обманом большим?
И хоть мы срастаемся намертво с масками, всё же
Под ними скрывается истинный облик души.
Как трудно бывает понять, кто без маски, кто в маске –
Улыбка неискренна, голос другой на полтона…
Порою мне кажется, я различаю завязки,
Продетые в дырки искусственных лиц из картона.

Кто изгнан безвинно, кто несправедливо повешен,
С кем делишь сегодня ты хлеб и постель?
Пир во время чумы, маскарад сумасшедших,
Полумаски на праздничных лицах гостей…

О, правда и ложь, это вечное противоборство!
О чём мы по-детски застенчиво просим Творца?
Усталые, злые от зависти, лжи и притворства,
Мы ищем того одного, кто не прячет лица.
В своих городах, в поездах, неприютных и тряских,
Мы ищем и вечно пытаемся выяснить, кто мы,
Но время проходит, и мы различаем лишь маски,
А лица под ними нам словно совсем не знакомы.

О, как же охотно мы верим в красивые сказки!
На деле же истина очень и очень проста:
Ты веришь кому-то, но если сорвёшь с него маску,
Увидишь, что вместо лица у него пустота.

0

86

Ого. Ничего себе. *___* Шикарно. А главное - правда.

0

87

не представляю себе, как он на музыку положит)

0

88

Это да. Тут снова строчки длинные. Но мне нравится смысл

0

89

Сияющая

Мелкий дождь снова вздумал поморосить.
Кальций выругался про себя и  быстро нырнул под деревянный навес, удерживаемый двумя столбами, прижался спиной к ветхой стене дома. Тыльную сторону правой ладони больно жгло – видно, вода попала-таки. Он сжал пальцы в кулак. Ох, блаженны те, кто из детства и на всю жизнь проносит шрамы на некогда разбитых коленках, а не шрамы от капель…
- Здесь это? – спросил Литий, которого, слава небесам, вроде вовсе не замочило. Его серебристо-светлые волосы даже в темноте тускло поблёскивали.
Кальций молча кивнул.
Проклятье. Если бы не чёртова погода, они продвигались бы гораздо быстрее.
- Для этого высокомерного негодяя нет ничего святого, - проворчал Бериллий, - раз уж он якшается с газами.
- А почему бы и нет? – пожал плечами Кальций. – Он же не реагирует ни с Кислородом, ни с трижды клятой водой. Ему бояться нечего.
Он бросил быстрый взгляд на лицо Лития – молодое, острое лицо – и спросил негромко:
- Эй, не передумал ещё с нами идти? Дождь кончаться не собирается.
Литий помотал головой.
- Нет, - отозвался он. – В конце концов, я тоже не слишком быстро реагирую с водой. Я для неё уязвимей, конечно, чем ты, Бериллий, но бедняге Калию остаётся только мне завидовать.
- Я сомневаюсь, что он сможет кому-то сейчас позавидовать, - коротко возразил Бериллий.
Кальций прикусил губу. Да, Калию в тот день не повезло по-крупному. Зачем-то затеял драку, за что его и окунули прямо в оставшуюся после ночной грозы лужу… Горел недолго, но очень красиво, этаким фиолетовым пламенем. Да и противника его, кажется, взрывом задело.
Брр. Нужно забыть это поскорее.
- Хорошо, - проговорил Кальций, обращаясь к Литию. – Ты только держись подальше от Кислорода, слышишь? А то, не ровен час, сгоришь.
Втроём они осторожно прошли вдоль стены – причём в случае Кальция и Лития старательно избегая луж –, завернули за угол.
Забавный всё-таки парнишка этот Литий, думал Кальций, щурясь в темноту вокруг. Иногда кажется, что он мягкий какой-то, слишком пластичный, легко поддаётся влиянию, да и не такой активный, как все остальные – но гляди-ка ты, когда понадобилось выручить друга, вызвался первым, не струсил. Нужно приглядывать за ним, чтоб ничего плохого не случилось…

- Леди Магний, - произнёс обманчиво мягкий, не по-хорошему вкрадчивый голос, - вернитесь под крышу.
Магний лишь фыркнула тихо себе под нос, а подчиниться и не подумала. Опасно перегнувшись через парапет на балконе, она напряжённо вглядывалась во тьму внизу, но тщетно – разглядеть что-нибудь было решительно невозможно, только внизу, у подножия башни, тускло поблёскивала светящаяся точка – фонарик у поста стражи. Магний знала, что там, внизу, неразличимые ночью, лежат руины, но только не такие умиротворённые и древние, как останки старых, давно павших городов, а совсем свежие, ещё пахнущие гарью. Ей чудилось, что она видит остовы дотла выжженных домов, чернеющие даже на тёмном фоне. Помнится, она и сама лично здорово пошвырялась камнями в чужие окна – как же ей нравилось наблюдать, как стекло с жалобным звяканьем проваливается внутрь рамы! Булыжник – оружие свободы, поэтому бояться нечего, свобода безоружной никогда не останется.
Только Кальций всё равно попадал лучше, чем она. Он сказал, она кидает как девчонка – но улыбался при этом совсем не обидно…
Магний вздрогнула и едва не вывалилась с балкона, когда на плечо ей легла узкая, твёрдая рука.
Она выпрямилась, развернулась, чтобы встретиться взглядом со светлыми, холодными серыми глазами, и сказала как могла беспечно:
- Нет повода переживать, господин Серебро. Я же всё равно не реагирую с холодной водой, верно?
- Реагируете, леди Магний, - мягко возразил Серебро. – Только медленно. Вы же слышали, что сказал ваш опекун: под дождём стоять негоже. Ну же, будьте хорошей девочкой.
- Почему ему можно, а мне нельзя? – буркнула Магний, скидывая с себя чужую руку.
Господин Серебро рассмеялся, вот только от этого смеха весело совсем не становилось.
- Ему можно многое из того, что нельзя нам с вами, - сказал он.

Бериллий нашёл дверь, и они смогли проникнуть в пыльную сухую прихожую. Было очень тихо, но Кальций уверенно ступил на шаткую скрипучую лестницу, стонущую под его ногами. Второй этаж, короткий коридор, такой тёмный, что хоть глаз коли, и дверь – в узенькую щель между нею и косяком вырывается – или это только так кажется? – легчайшее дуновение воздуха…
Кальций на миг заколебался, но Бериллий отстранил его и решительно распахнул дверь.
В их сторону мгновенно повернулись две изящные, словно птичьи головки, сверкнули две пары глаз.
Неразлучные сёстры-волшебницы, Кислород и Водород. Виновницы большинства бед металлов s-блока, вместе образующие убийственную воду.
Кальций прочитал на лице Бериллия отвращение и не удивился. Этот дом – обитель чужаков, иностранцев… газов. Металлам с ними не ужиться. Это простая философия: «они не такие, как мы, они не наши, поэтому я буду презирать их». Имея настолько разную природу, найти общий язык попросту невозможно.
Водород рассмеялась обидным беспричинным смехом.
- Ну и ну, - проговорила она, - вот уж кого в гости точно не ждали! А что, если мы кого-нибудь позовём? Или, что проще, создадим воду и растворим тебя?
- Я от Цезия, - сказал Кальций спокойно, пропуская мимо ушей её смех.
Водород перестала смеяться, с интересом посмотрела на него огромными, тёмными глазами.
- Мы тоже, - заметила она, - Мы от Цезия, передающего нам распоряжения… руководства…
- Мы оба знаем, - прервал её Кальций, - что Цезий вынужден работать на два фронта. Не имею ни малейшего понятия, как у него это получается, но суть в том, что он тоже есть щелочной металл, и он за нас. Так что хватит ломать комедию.
- Так вот оно что, - проговорила Водород понимающе, - Вот зачем вы явились. Как вы там у себя говорите? Металлы s-блока тоже…
- … хотят быть свободными веществами, - закончил Кальций. – Верно, поэтому мы и пришли. Нам нужно выйти за оцепление. Улицы охраняют, чтобы никто не шастал по разрушенным районам. Руку даю на отсечение, даже у вас на крыше наверняка кто-нибудь сидит и бдит. Так что просто выпустите нас с заднего хода, и больше не побеспокоим.
Видно, то, что он знал секретный девиз – этакая скороговорка, в случае необходимости исполняющая роль пароля – уверило Водород в том, что он союзник, а не противник. Впрочем, для неё союзником может стать любой – их брат уже доказал свою продажность тем, что играет и за повстанцев, и за правительство. Что уж тут попишешь… газы есть газы.
- Пшла прочь, нечисть, - хмуро велел Бериллий, осаждаемый второй сестрой.
Пока Кальций и Водород разговаривали, Кислород всячески ему докучала – дёргала за одежду, тыкала в спину пальцем, с хихиканьем пыталась обвить руками чужую шею. Нежно шуршала тонкая, переливчатая ткань её летучей одежды.
- Отстань от него, сестрёнка, - сказала Водород. – Всё равно он на тебя не отреагирует. На нём оксидная плёнка.
При этих словах у Кальция больно защемило сердце.
Раньше, в мирные времена, когда Кислород, просто развлечения ради, ходила по городу, все девушки рядом с ней, раньше такие блестящие и светлые, темнели и тускнели, терялись – так дурнушки меркнут рядом с красавицами. И только Магний, одна-единственная, продолжала блестеть, пусть не каждый мог увидеть это под защитной оксидной плёнкой, за которую она пряталась, как птенец в скорлупу.
Её блеск всегда шёл изнутри. Настоящий блеск и не может иначе. Поговаривали, что она сможет блестеть, даже будучи растёртой в порошок…
Для него ни жидкому блеску ртути, ни даже свету солнца не под силу было сравниться с блеском, которым блестела Магний.
А её глаза, они, они светились. Светились чем-то таким, что сложно понять и назвать.
- Где Литий? – внезапно спросил Бериллий, освободившись от тирании со стороны Кислорода.

Литий чувствовал себя ужасно глупо.
Это ж надо так уметь. Отвлёкся на мгновение – и уже потерял из виду обоих старших товарищей. И куда они делись? Да, в дверь они зашли все вместе, а потом он, он… потерялся. Давайте называть вещи своими именами.
Он побродил немного по первому этажу, то и дело натыкаясь на разные, не опознаваемые в темноте вещи, после наудачу потянул за ручку какой-то двери, на которую случайно наткнулся.
Дверь открылась легко, зашуршала занавеска из бусин, нанизанных на длинные кожаные шнуры. Литий шагнул внутрь, робко озираясь. Здесь было посветлее…
А буквально через миг чьи-то тонкие, нежные руки крепко-крепко обвились вокруг него, кто-то прижался к нему, уткнулся носом в шею…
И после ничего уже не получилось вспомнить.

- С Азотом, значит, - повторил Кальций. – При комнатной температуре. Только этого нам не хватало…
- Не сердись на него, - сказал Бериллий. – Он мальчишка молодой, вот и среагировал, как мог. Другое дело, что он нам больше не помощник…
- Ступайте, - сказала Водород, - а за него не беспокойтесь. Через некоторое время я его восстановлю из нитрида. Понадобится электролиз, конечно, но так уж и быть…
- Спасибо, - кивнул Кальций и осведомился напоследок:
– А нельзя ли, кроме всего прочего, прекратить дождь? Из-за этой мерзости никто из наших ребят не может на улицу и носа показать…
Водород лукаво улыбнулась.
- Ты-то можешь, - справедливо отметила она.
- Не всем так, как мне, хочется превратиться в щёлочь. Так прекратишь или нет? – повторил Кальций.
- Если бы я могла, - Водород пожала плечами. – Мы ведь с сестрой тут не одни такие. В городе нас множество, кое-кто всё равно останется верным и будет делать воду. Так что лучше бы тебе завести зонт.
Бериллий с Кальцием вышли, как и хотели, через задний ход. На прощание Кальций помахал Кислороду рукой:
- Прощай, красавица! Обнял бы тебя, но, прости, оксидом сегодня становиться как-то не хочется.

Магний сидела на подоконнике. Было душно.
- Сделай мне дырку, - попросила она полушутя. – Ты же разрушаешь стекло.
- Только в гидроксидах, - с улыбкой отозвался Цезий, скромно стоящий в тени у стены.
- Воды полно, - сказала Магний.
Цезий пересёк расстояние, разделяющее их – чеканные, чёткие шаги –, щёлкнул задвижкой и толкнул раму. Окно открылось.
- Так проще, - сказал он и тоже присел на подоконник, но поодаль.
Магний задумчиво разглядывала его. Светлые волосы, почти такого же цвета, как у, у… её опекуна. И голубые, голубые глаза. Недаром в переводе с какого-то древнего, давно уже мёртвого языка Цезий означает «небесный»…
- Ты предатель, - сказала Магний, отворачиваясь. – Это ты привёл меня сюда. А я-то тебе верила.
Цезий ничего не ответил. Рыжеволосая рослая Медь, сидящая на полу неподалеку, коротко расхохоталась.
- Это всё для твоего же блага, детка, - сказала она, повторяя заклинание, которое Магний удивительно часто слышала в последние дни, но, в отличие от остальных его произносивших, не скрывая издевки.
Магний готова была её ударить.
Ей было холодно и темно, а ещё она сидела на самом верху этой глупой башни, словно какая-нибудь заколдованная принцесса, и воображаемый дракон внизу не давал ей сойти обратно в мир. В таких условиях задачи сложно сохранять оптимизм.
Вдруг другие шаги порвали тишину. Абсолютно другие, не похожие ни на что. Они остановились в широком, лишённом двери проёме.
- Мой господин, - вставая, проговорил Серебро.

Когда Кальций впервые встретил Магний? Сейчас уже и не вспомнить, пожалуй. Кажется, это случилось одним дождливым днём, когда все попрятались в домах, и улицы будто вымерли, а она шла по ним, словно королева без королевства, одна-одинёшенька, сопровождаемая только этим длинноволосым типом с серебряными глазами, вторым гадом в стране после самого главного гада. Он нёс над ней большой чёрный зонт, а туфельки у неё были на толстой, высокой платформе, чтобы вода не намочила ноги. В дорогом, красивом платье она выглядела напуганной и потерянной, скорее пленница господина со странным именем Серебро, чем спутница…
Только после Кальций узнал, чья она подопечная, но было слишком поздно – к тому времени он уже успел пробрался к ней на задний двор поболтать, и они, со свойственной молодости опрометчивостью, поспешили влюбиться друг в друга по уши.
Она была ему младшей сестрёнкой, другом, равным во всём, всем сразу. И её глаза сияли. Сияли, когда она улыбалась, и когда она плакала, сияли тоже. Он души в ней не чаял. И именно он втянул её во всё это…
Но ей ведь так нравилось крушить камнями чужие окна и носиться вокруг с криками «Металлы s-блока тоже хотят быть свободными веществами!» Как он мог ей отказать?
А ведь он знал, что ничем хорошим это не кончится…

Он называл её Сияющей.
Магний не имела ни малейшего представления, с чего он это взял. И, разумеется, ни за что на свете она не показала бы, насколько ей на самом деле это приятно.
Из его уст это слово выходило, заряженное какой-то особой силой, каким-то таким волшебством, которое нисколько не сродни химии…
Она помнила как сейчас: вот она бежит куда-то, неловко запнулась, упала, ободрав и колени и ладони, и слёзы от боли на глаза сами так и навернулись. А он подходит не спеша, протягивает руку и говорит с улыбкой от уха до уха:
- Ну ты и бестолочь, Сияющая!
И этот момент – едва ли не самый драгоценный в её жизни.
И плевать на то, что нельзя, и плевать, что господин Серебро, как-то раз заставший их вместе, напомнил после в разговоре с ней, как будто невзначай, что ничего не выйдет, потому что Магний не реагирует с щелочами…

- Где они сейчас? – спросил текучий, очень взрослый голос.
- Вышли за оцепление, - отозвался господин Серебро. – Господа газы обычно не лгут.
- Не больно-то дождь им мешает, - задумчиво заметил голос. – Раньше безотказно действовал, а теперь, видно, попривыкли…
Магний со своего подоконника могла различить лишь часть проёма, ведущего на балкон, и тёмные силуэты. Разумеется, им можно стоять под дождём. Пфф, и кто внушил им такую глупую мысль, что якобы ты самый-самый оттого только, что не реагируешь с водой?
- Знаешь что, - решил голос, - Ртуть, сходи-ка к ним. Может, дело пойдёт на лад, если с того, второго, снять оксидную плёнку. С главным зачинщиком мы сможем справиться и здесь, когда он придёт…
И только тут глупенькая, наивная Магний поняла, для чего её, словно сказочную принцессу, держат в башне. Не для того, чтобы защитить от повстанцев, не для того, чтобы наказать за дебош в том, что недавно ещё было жилыми кварталами, а ныне стало кучей мусора. Им нужен Кальций. И не она ли весь день твердила себе, что он за ней обязательно придёт?
Её опекун вернулся в комнату, безразлично скользнул взглядом по Меди и Цезию, и лишь на ней на миг задержались золотые, яркие глаза.
Говорят, золото сродни солнцу.
А магний, подобно солнцу, при сгорании выделяет ультрафиолет.
Для господина Золото Магний была единственной причудой. Он, видно, тешил себя мыслью об их дальнем, позабытом родстве, иначе зачем ещё ему было отмывать и откармливать безродную, неблагодарную девчонку? Он и Цезия-то держал рядом с собой лишь из-за их внешнего сходства. Да оттого ещё, что в переговорах с газами он был незаменим.

Когда появилась Ртуть, дождь, как назло, ещё усилился. Бериллий оттолкнул Кальция поглубже под козырёк чудом уцелевшего крыльца – стена за ним выгорела полностью – и сам отпрянул, не давая блестящей даме до себя дотронуться. Перспективы для обоих повстанцев были не радужные – для Бериллия лишение оксидной плёнки под проливным дождём было смерти подобно, да и Кальцию не улыбалось превратиться в амальгаму. Поэтому ему оставалось не путаться под ногами и изо всех сил стараться не намокнуть, в то время как более крепкий его товарищ, схватив с земли какую-то деревянную палку, отбивался от Ртути, вооружившейся похожим оружием.
Наблюдая за их яростной схваткой, очень зрелищной, надо сказать, Кальций поймал себя на том, что с досадой подсчитывает, сколько времени они потеряли. Нужно спешить, ведь не все такие прочные, как Бериллий, щелочные металлы вообще можно резать ножом! Как там Магний, как там его Сияющая?..
А потом, потом, когда Ртуть почти зажала Бериллия в угол, был свет.

Господин Золото стоял на балконе и смотрел вниз.
Где-то там, уже довольно близко, повстанцы, идущие сюда. Их не видно, но они есть. Такие смешные – выдумали себе какую-то борьбу за свободу, и одного, глупые, не понимают: ведь металлы s-блока попросту не встречаются в природе в свободном виде. Не существует свободного Цезия, Бериллия, Кальция, Магния…
Союз с газами здорово помог в управлении щелочными и щелочноземельными оборванцами – по крайней мере, получилось их напугать. Вот теперь изобрести бы средство направить их туда, куда ему нужно…
За его спиной Магний соскочила с подоконника.

Самым странным было то, что она понимала, отчётливо понимала, что делает.
Она посмотрела на Хлора, усевшегося между Медью и Цезием. Кажется, это именно он принёс вести от Кислорода с Водородом, рассказал, где сейчас Кальций, чтобы легче было его поймать.
Хлор, значит. Хлор.
Она улыбнулась, и был свет.

Этот свет увидели на другом конце города, как знать, может, его даже было видно с другого конца страны, и Бериллий после готов был поклясться, что в том месте, где столб ослепительной яркости ударил в небо, дождевые облака куда-то словно испарились. В своём доме Водород отпрянула от окна.
Даже зажмуренным глазам было нестерпимо больно, и, закрыв лицо рукой, Бериллий слышал, как Кальций выдохнул со смесью ужаса, восхищения и шока:
- Сияющая…

Даже если Магний кричала, звука словно не существовало вовсе.
В атмосфере хлора магний самовозгорается.
Главное – желание просиять, а способ найдётся всегда.

Магний помогла.
Ртуть под действием ультрафиолета превратилась в красноватый оксид и опасности больше не представляла. Дождь прекратился. Не то Водород и Кислород испугались подобного светопредставления, не то свет и правда каким-то чудом разогнал облака. На том месте, где он распорол тучи, до сих пор был не затянутый дымкой неровный круг тёмно-синего ночного неба, на котором мерцали гвоздики звёзд.
Когда Кальций наконец повернулся к Бериллию лицом, тот увидел, что на щеке друга что-то поблёскивает.
- Капля дождя, - пояснил Кальций отрывисто, проследив за его взглядом.
- Тогда бы ты кричал от боли и растворялся, - миролюбиво заметил Бериллий.
Кальций быстро вытер глаза рукавом, пожал плечами и опустился на ступеньки крыльца.
- Не горюй, - сказал Бериллий, присаживаясь рядом. – Есть такая штука, как жертвы ради дела – вот она свою лепту и внесла. На то ведь она и была твоя Сияющая, чтобы сиять. Зато теперь ты не пойдёшь в башню, не попадёшься в руки врагам. А там Цезий соберётся со своими газами, образует гидроксид… а он, знаешь ли, в расплаве даже серебро с золотом разрушает. Только медленно.
- Быстро, - отозвался Кальций и слабо улыбнулся, - если с кислородом.
На Цезия можно положиться. Он не предатель.
Значит, нужно просто подождать… А ждать не так уж и сложно.
Ведь металлы s-блока тоже хотят быть свободными веществами. А чего только не сделаешь ради свободы.

г. Северодвинск
14.02.2012

0


Вы здесь » ->Паутина<- » Мастерская » А пока я поживу тут...


Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно