Обещанное.
И да - Изумрудная леди моя Мэри-Сью, никому более не интересная. Но пфф, почему бы и не сказать о ней пару слов?

Уже темнело и вечерело, когда в окно к Френни постучались.
Разумеется, она не стала открывать сразу. Горький опыт первой встречи с некой перепачканной в могильной земле леди научил ее быть осторожной. Однако при попытках рассмотреть что-либо, глядя из светлой таверны на темную улицу, через некоторое время за стеклом был выявлен голубь весьма целеустремленного вида.
Она пожала плечами и открыла окно, впуская птицу внутрь. Голубь зашел, как-то странно прихрамывая. Причиной того служили маленькая бумажка, свернутая в трубочку, и странный плоский твердый четырехугольный предмет, привязанные к тощей лапке.
Френни отвязала бумажку и стала читать ее.
"Дорогая Френни," - сказала ей бумажка убористым, летящим женским почерком. - "Я уж не знаю, скучаешь ты там без меня или вовсе нет, но сегодня праздник, и я присылаю тебе шоколадку."
Ага. Шоколадка. Френни взяла прямоугольный предмет в руки. Яснее от этого не стало.
"Ее едят," - пояснило письмо. - "Она вкусная".
- А-аа, - протянула Френ.
"Да, именно. Так вот, она не отравлена. Не веришь - проверь на Остролисте".
- Вот еще! - возмутилась наша любимая блондинка. А ну как эта странная шоколадка и правда отравленная? Где ей брать нового Остролиста?
"Ну ладно-ладно," - согласилось письмо. - "Тогда на этом самом голубе. Он, поди, проголодался, бедняжка".
- Это можно, - кивнула Френни. Распечатала фольгу, покрывающую шоколадку, отломила долечку, отдала пернатому посланцу и стала внимательно наблюдать. Умирать он не торопился. Френни вернулась к бумажке.
"Вот видишь," - миролюбиво было написано там.
Френ хмыкнула.
- От тебя можно ожидать чего угодно.
"Ладно, я побежала," - сообщило послание. "Люблю тебя вечно, всегда твоя и все такое. Ах да, Пете привет от Коли из "Долгоносика", он должен помнить".
А дальше был край листа.
Френия пожала плечами и начала жевать шоколадку. И правда вкусно. Вот чертова девчонка, а? Она и так тут уже добрых пять минут стояла, болтала с ее письмом.

- Лови, - с порога сказала Леди, кидая сыну конверт розового цвета, не предвещающего ничего хорошего.
Тот поймал, не глядя - рефлексы - и так же не глядя кинул на стол, к другим похожим.
- Как, еще одно? - без всякого интереса сказал он.
- Ты же у меня красавец, - ответила Леди, дернув плечом.
- Надоели, - пожаловался Эльга.
- Ну, каждому свой крест, милый.
Она сидела на подоконнике. Зачем кухня дому, где готовят только чай? И раз уж она есть - почему нельзя сделать такой милый угловой столик рядом с плитой, сидеть на котором гораздо удобнее и не так холодно? Вот уж поистине загадка дизайнера интерьера, целое зашифрованное послание о его одиночестве и непонимании жестокого мира.
А здесь и теперь жестокого мира не понимал Эльга Хаггсон, которому местные девицы проходу не давали.
- К Айро они не липнут, - посетовал он.
- Он не по их части, - объяснила Леди. - Рыбак рыбака видит издалека.
- Забери меня с собой на Землю, - вздохнул Эльга, не на секунду не перестававший рассыпать по коробочкам очередную сушеную травку. Вечно его запрягут на какую-то бабскую работу.
- На сегодня там запланирован массовый перелет птиц обломинго, - Леди откинулась спиной на оконное стекло. - И мне надо быть там, чтобы за всем проследить.
Она потянулась и с неохотой спрыгнула на пол.
- Пойдешь и разобьешь пару-другую сердец наивных детей? - хмыкнул Эльга.
- Не сейчас. Пусть еще немного поживут мечтами. До завтра.
- Ага. И жили они долго и счастливо, до самого вечера, - вспомнил фразу Мелкий.
- Не так, - мягко поправила Леди. - И жили они долго и счастливо, пока не встретились.
Она уже держалась за дверную ручку, когда ее сын вдруг обернулся к ней и спросил серьезно:
- Мам, что не так?
И, конечно, он не мог видеть, как ее зрачки вздрогнули и сузились, потому что она стояла к нему спиной, и он глядел ей в затылок.
- Все в порядке, мио каро, - сказала Леди, и ее серые глаза прищурились так тепло.
И она вышла, и закрыла за собой дверь.
Эльга постоял, глядя на эту дощатую преграду между ним и ей, но тут в проем всунулся Айро.
- кое-кто просил передать тебе это, - сказал он и передал некогда-брату маленькую белую прямоугольную карточку. Совершенно пустую.
Он пару секунд соображал, в чем дело, а потом улыбнулся. Конечно, ведь его верная подруга, его вечная любовь в своем чулане не умела писать. Но она помнила о нем. Приятно, черт побери.

Леди прошла через зал.
- Привет, - сказала она куда-то в сторону. - Перешла на чай?
- Разнообразия ради, - отозвалась Неофрен, ослепительно скалясь ей.
- Разве что так, - согласилась Леди. - не с горя же. Вы с той, другой... вам с ней одинаково плевать на сегодняшний день, верно?
Неофрен кивнула, попивая свой отвар неизвестных травок.
- Наверное, она сейчас читает мое письмо, - весело хихикнув, вслух подумала Леди. - Со стороны это должно выглядеть забавно.
Она открыла дверь, и луч света из зала упал на сидящего на крыльце кота.
- И тебе привет, Приворот, - сказала Леди, проходя мимо и вниз по ступенькам. - Сегодня твой день, приятель, а?
Кот не удостоил ее даже кивком, не то что словом. Ладно, не всем же болтать, как заведенным.

- Я дома, - сообщил Кирие из коридора, вешая свою странную джинсовую куртку на гвоздик. - Но ненадолго.
Молчаливый взгляд поверх страницы всегда с успехом заменял Райну приветствие, обращенное к кому бы то ни было.
Последние полтора часа он был занят тем, что лежал на диване, ел конфеты из коробки в виде убогого сердечка - и как ему не было противно - вот что его самого удивляло - и пырился в Урсулу ле Гуин. Ее "Обделенных" мог понять разве что невыспавшийся опоссум, нет, правда.
Впрочем, слог был хорош, и он сделал перерыв только из родственных чувств, чтобы сказать брату:
- Я не советую тебе включать радио. В сиропе захлебнешься. Забыл, какой сегодня день?
Кирие отдернул руку от тумблера громкости.
- И правда, - признал он. - Что бы я без тебя делал.
- Если ты хочешь узнать погоду, - продолжил Райн - посмотри в окно.
Кирие послушался.
- Оно молчит, - сказал он минуты через полторы.
- Ты просто не умеешь просить.
Сумка загрохотала, ударившись об пол. В ней были книги. Книги, книги. Справочники по ботанике - почти как тот самый, легендарный, на котором вместо Библии венчают в Верхнем мире. Конечно, они ведь теперь студенты и просто обязаны таскать с собой тонну разной макулатуры. Что за система образования, право слово... В городе-по-ту-сторону и то было лучше - взял персоник и вперед, и никаких тебе здоровенных инкунабул, простихосспади.
Кирие поливал цветочки. Он знал, что Райну они интересны только как собеседники.
- Куда ты собрался такой счастливый? - спросил Райн, вдруг обнаружив в себе что-то, отдаленно смахивающее на интерес. Главное - не рассматривать это что-то вблизи.
- Не твоего ума это дело, Динни Винчестер, - весело отозвался Кирие, оставляя в покое пульверизатор.
- Ладно, только не забудь вернуть папин кольт на место, - подхватил шутку Райн, возвращаясь к своей леди Толкиен-номер-два. И обиженно воскликнул:
- Эй! - когда Кирие сцапал конфету из его коробки.
- Да ладно тебе, не жадничай. Зачем тебе этот лишний эндорфин? - хохотнул Кирие и заграбастал еще целую горсть.
Этого добра у них обоих было навалом. Женщины просто с ума сходят по лохматым мальчикам.
- Я знаю, что тебе нет никакого дела, куда я иду и с кем, а также когда я вернусь, - Кирие счел необходимым оставить ему инструкцию - но если вдруг кто-то спросит и тебе взбредет в голову отвечать, я буду поздно и пусть лучше завтра перезвонят.
- Хорошо, - покладисто согласился Райн.
- Хорошо? - удивился Кирие. - Как, не "угу" и не "ок"?
- Именно хорошо, - подтвердил Райн.
Кирие уперся руками в его подлокотник, так, что его голова повисла над головой Райна.
- не скучай тут, - сказал он и чмокнул брата в макушку, после чего весело упрыгал одеваться заново.
Райну было неведомо понятие скуки. В его школе ходили легенды о ребенке, которому учитель сказал: "Посиди здесь, я скоро приду", а вернулся только на следующее утро - и нашел ребенка в той же позе, с чинно сложенными на коленях руками.
- И как вы можете радоваться такому дурацкому празднику? - пожал он плечами.
- Самый глупый праздник все равно лучше буднего дня, наполненного глубоким смыслом, - отозвался Кирие.
Потом дверь хлопнула, и его шагов на лестнице Райн уже не услышал.
Что за странный народ, подумал он, возвращаясь к повести о несчастном физике.
А Приворот тем временем следил за ним.
Он, вообще, знаете, такой кот - никогда не знаешь, кто и когда вновь падет от его когтистой лапки.

У меня есть новые английские стишки. Они на ДА. Так что если есть желание - велком.

Ты прямо как моя мать. Но даже она уже признала, что это вялотекущий грипп.

Поднявшись на мост с ботинками в руках, Кирие не был вынужден долго искать Райна. Знакомую спину, идеально прямую, в волне прямых волос цвета краски из старой типографии, он увидел сразу.
- Брат, - сказал он. – Конечно, бывает иногда, что мы все вместе с тобой хотим твоей смерти. Более того, случается, что мы просим о ней небо, как индейцы о дожде. Но гибель от банального плеврита из-за застуженных ног очень мало походит на славную кончину, которой мы тебе желаем. Обуйся.
- Я уже согласен на любую смерть, - ответил Райн. – Лишь бы она не заставляла себя ждать.
Если бы его отражение сидело, все было бы проще. Он подошел бы и тоже уселся рядом, сложив ноги бабочкой и поставив ботинки на землю где-нибудь неподалеку. И это уже что-то значило бы, к тому же он мог бы быть спокоен насчет того, что ноги его отражения, вдруг сошедшего с одной из витрин, смотрясь в которые, люди летним днем кажутся себе особенно красивыми, больше не касаются холодного бетона, с которого ветром сдуло весь снег.
Кирие вздохнул и шагнул было вперед, но профиль Райна, смотревшего не на него, а куда-то далеко в сторону, заставил его вздрогнуть и остановиться, потому что в этом идеальном профиле повзрослевшего Шаорана, или, если хотите, Клоу Рида в его безвременье, в этом чудесном, четком лице с самой прелестной в мире линией челюсти, какую Создатель только мог придумать, окаймленном рамкой коротких, чуть неряшливых прядей, в потемневших, почти почерневших глазах ему вдруг почудилась Офелия. Черт возьми, он ведь стоит на мосту, и перед ним только низкие перильца, на которые он теперь опирается руками, всего лишь ненадежная клетка из низких вертикальных металлических прутьев в красной краске, местами застывшей каплями, а внизу вода. Что ему стоит…
Он тряхнул головой, заставляя себя прекратить думать о том, о чем думать не следовало, и тихо сказал:
- Райну, что произошло? Объясни мне, я ничего не могу понять.
Сначала Райн молчал, и велика была вероятность, что он, как и всегда, не скажет ничего. Может, когда-нибудь потом. Он всегда так делал – рассказывал обо всем потом, через пару недель, или месяцев, или даже лет иногда, когда страсти успевали улечься полностью. Рассказывал, как все было и из-за чего произошел сыр-бор, а в конце прибавлял, что это все сущие пустяки и даже вспоминать такую ерунду было пустой тратой времени. Но даже если раньше никакой бравады он не разыгрывал и то, что случилось, на самом деле мало его задевало – Кирие готов был поверить, что это и правда так – то теперь, он знал точно, он видел, и увидел бы любой, умеющий смотреть, это было что угодно, но не ерунда.
И именно поэтому его небесный близнец закрыл глаза, и, тонкими, совсем белыми пальцами сжав поперечную перекладину перил, ответил глухо:
- Я мог бы сказать тебе, что мою гордость только что пропустили через мясорубку, и, произнося это вслух, я делаю то же самое повторно. Вот только кому теперь нужна моя гордость?
Он дернул плечом, горько и криво улыбнулся и добавил как-то уж совсем потерянно и безнадежно:
- Наверное, это был последний человек в этом чертовом мире, по вечерам развлекающийся сборкой радиоприемников…
Кирие присел на корточки и аккуратно поставил ботинки на снег. Потом снова встал. Подошел и встал за спиной Райна. Тот даже не думал оборачиваться.
Ему хотелось просто взять и спросить откровенно: «Тогда почему ты его отдал?» Он не понимал. Он просто не мог взять в толк, почему. Ведь ни для кого ни секрет, что его брат упрям, и, в ботинках или без, неважно, он мог бы перепеть, или переглядеть, или пересидеть любого. Конечно, он не видел и не знал всей картины, и, наверное, в этом была причина, потому что те ее детали, которые ему показали, никак не могли дать ответ, отчего началась Санта-Барбара, откуда на сцене взялся этот очкарик, его бывший, и почему ему всегда достается все самое лучшее.
Он хотел понять, но спрашивать было нельзя.
Впрочем, этого и не понадобилось.
- Я не смог бы с ним, - сказал Райн в пустоту. – А он не смог бы со мной. Я не дам ему того, что ему необходимо, необходимо жизненно, я не дам, потому что не могу дать. Помнишь тот разговор о том, что двум больным нельзя находиться рядом, потому что хуже будет обоим? Больным нужно быть со здоровыми. Ему нужен человек, который сказал бы ему, что делать. Человек, который напомнил бы ему, где он и который мир настоящий. Я не смог бы показать ему, где это – здесь и теперь, потому что я сам никогда не жил здесь и теперь, и если мне это не мешает, по крайней мере, не настолько, его это убило бы, и скорее рано, чем поздно. Ему просто нужен тот, кто…
Он замолчал и судорожно вздохнул. Он пытался успокоиться. Он пытался заставить себя перестать. Но он не смог бы. Он не смог бы даже со всем его вечным нежеланием быть услышанным. Порванная фраза так и осталась висеть в пространстве, и рано или поздно она разъела бы Материю, потому что слова, которые требуют ответа, должны его получить, и ему пришлось продолжить.
- …Тот, кто сказал бы ему, что все в порядке. Кто руку отдал бы на отсечение за то, что он ни в чем и ни перед кем не виноват. А я не смог бы. Я смог бы только мучить его тем, что я несносен. Как же я несносен, Кирие элейсон! Я никогда не отрицал. Я смог бы только мучить его тем, что шучу невпопад, и тем, что от меня доброго слова ждать нужно дольше, чем алхимики ждали, что солнечный луч, закопанный у колонны, превратится в золото, а главное, я пытал бы нас обоих, его и себя, тем, что я так похож на того, кто его убивает, что я так похож, но не могу им стать.
Кирие элейсон.
Если его брат обращается к богам, это уже совершенно, абсолютно паранормально, и все в Датском королевстве уже не просто прогнило, но и с кошмарным грохотом обрушилось вниз.
- Так вот оно что, – задумчиво промолвил тезка Бога. – Ты похож, но ты не тот. А он не сможет понять, что ты не тот, кто ему нужен, верно? А если и поймет, но не захочет верить. И это было бы мучительно для вас обоих. Потому что он не смог бы обманывать себя вечно, а ты всю дорогу знал бы, что любят не тебя, а того, кого видят вместо тебя. Страшно и подумать, чем бы все закончилось.
- Я знаю, чем бы все закончилось, - резко сказал Райн. – Поэтому я не мог позволить этому продолжаться. С Они он в надежных руках, - объяснил он тише. – Потому что они оба в прошлом вожаки повстанцев, а коллегам всегда есть о чем поговорить. И еще потому что Тот, кого Назвали в Честь Камня, не из тех парней, которым свойственны моральные метания туда-сюда, а еще он умеет следить, чтобы и другие не метались. Он позаботится о нем. Он всегда заботится о тех, кто ему приглянулся. У него есть деньги, жилплощадь и свободное время, еще с ним бывает довольно приятно поговорить, если он не пытается язвить, и партию в шахматы он завсегда, так что и визита Смерти можно не опасаться. Моя тетя замужем за его старшим братом, и я смогу свести Ани со своей матерью, если понадобится, потому что по части выкидывания всего лишнего из чужих мозгов лучше ее никого не найти. Я смогу проследить за ним, не показываясь. Я уверен, что все будет в порядке. Если бы не был, поверь мне, я бы вцепился в него всеми зубами и когтями. Я едва удержался, чтобы не вцепиться. Мне и теперь дико хочется вернуться и украсть его. Хочет он того или нет, любит он меня или нет, я умираю, когда стою здесь, а он - там. О, если бы я только мог! Я люблю его сильнее, чем Эсмеральда любила Феба. И это… Это все испортило, только это. И только это – причина того, что я делаю. Ну не безумие ли?
И только во время того, как эта нотка поддельного цинизма и квазинасмешки – последняя попытка закрыться, обратить все в пустяк, не стоящий внимания, лишь бы не быть услышанным и не получать ответа, от которого никуда уже было не деться - отзвенела в его гулком, как-то разом утратившим всю жизнь и певучесть голосе, ставшем сухим и севшим каким-то, осипшим, Кирие понял, что было то, что он по своей недопустимой халатности пропустил и промухал, и что пока он там разбирался с обидами Джульетты, нанесенными его драгоценной его же собственным гадким близнецом, что-то другое, гораздо более опасное и важное, прошло мимо него, а он и не заметил, и теперь это что-то нависло, как Дамоклов меч, и только и ждет подходящего момента, чтобы поглотить все сущее.
- Райну… - начал он, чувствуя, что и его голос напрочь отказывается ему повиноваться.
- А ведь никому и в голову не могло прийти, - вдруг сказал Райн, и его пальцы только чудом еще не сломали железную тонкую трубу, которую он сжимал все сильней, как другие сжимают кулаки, до крови прокалывая кожу собственными ногтями, – никому и в голову не могло прийти, что я тоже всю жизнь ждал того, кто увез бы меня далеко-далеко. Никто, даже я сам. Я никогда не подумал бы, что перестану выключать свет ночами, и что куплю себе фиолетовое пальто, как все те, кто ждут. И меня никогда не беспокоило, читал ли тот, кого я жду, пророчества. Люди ведь никогда не читают, а если они и слышат что-то, они искажают его и не понимают. Мне никогда не было дела до пророчеств, Кирие. Я никогда не думал о том, сколько стоит мое сердце. Так почему же вдруг оказалось, что в детстве я ошибся в терминологии, и когда на тебя показывают пальцами и когда тебя любят – на самом деле совсем не одно и то же? И почему это имеет для меня значение? Почему оказалось, что больше ничего не имеет значения, а это имеет? Я никогда даже не подозревал, что мне нужен будет лишь тот человек, что не говорит слов без смысла. Пусть он лжет, пусть говорит что хочет, лишь бы это имело смысл! Все доказательства бытия божьего меркнут и бледнеют перед тем бредом о белых цветах, и горах, и ласточках… Никто в этом чертовом мире уже не понимает, что такого в том, чтобы сидеть на обрыве и смотреть на ласточек.
Кирие знал эту историю о горах, ласточке и тех, кто ничего не понимает. Она уже больше походила на притчу.
Как вдруг он услышал «кап».
Это был звук, с которым соленая капля разбилась о перила, оставляя размазанный мокрый след.
За первым «капом» последовал второй.
- Я никого ни в чем не обвиняю, - сказал Райн. – Потому что я знаю, что нужно говорить, чтобы быть услышанным, а я молчал, поэтому услышан и не был. Нет виноватых в том, что никто не дал мне того, что мне нужно, потому что я сам никогда даже примерно не знал, что мне нужно и уж тем более не смог бы сказать это вслух. Но кто бы мог подумать, что единственное, за что я с радостью продал бы душу – право просто сидеть рядом под настольной лампой и знать наизусть, какого цвета провод отвечает за каждый тумблер…
Еще мгновение Кирие стоял, глядя в сторону, как будто пытался осмыслить то, что услышал, или просто не имел смелости что-либо предпринять.
Потом он за плечо развернул Райна к себе лицом. Пристально посмотрел на мокрые дорожки на его щеках. И ласково, но твердо сказал:
- Райнхард.
Но в его собственном лице, принадлежащем другому человеку, ничто не откликнулось на это имя, наконец-то ставшее полным. С чего все вдруг вздумали называть его Райном, в то время как Райнхард звучит просто волшебно?
- Послушай меня, - мягко сказал Кирие. – Я только ношу имя бога, и не мне решать, миловать людей или карать за их грехи. Но мне почему-то кажется, что эти ребята на небесах заключили пари о том, кто первый доведет тебя до ручки, и тот, кто проиграл, даже не берусь сказать, кто это был, теперь проставляется, так что они все пьют амриту за его счет и горя не знают. А ты, чья хата с краю, как всегда остался не у дел. Небесные парни редко думают об отдельно взятых людях. Такими уж они уродились, ничего не поделаешь.
Брат слабо улыбнулся ему – но вдруг вздрогнул и закрыл лицо руками.
И Кирие пришло в голову, что и правда, без подсказки никто и помыслить не мог, что Райну, его Райну может быть нужно что-то кроме того, что у него есть. Никто и дальше не догадался бы, что ему всего лишь нужен тот, для кого он смог бы стать единственным вне зависимости от того, особенный ли он, знаменит ли он, красив ли. Всем нужен тот, для кого можно быть особенным.
Тогда он протянул руки и обнял его, склонив чужую длинноволосую голову себе на грудь, и Райнхард покорно замер в кольце его рук, чувствуя у себя на макушке его острый подбородок.
Кажется, Кирие начал понимать смысл еще одного древнего постулата. Если о чем-то мечтаешь, но никто не спешит исполнять твое желание, исполни его у кого-то другого. До чего неуклюжая и кривая формулировка, но главное ведь – понять смысл. Его самого обнимали сотни раз, но все это было не то. Тогда он не чувствовал того, что чувствовал сейчас, когда обнимал того единственного, кому это и вправду было нужно, так, как никогда его, но как он всегда хотел, чтобы.
- Это все переходный возраст, - прошептал Райн. – У меня не было жирной кожи и неожиданных скачков в росте, так что гормоны отыгрываются на моральных аспектах моей грешной жизни.
- Да уж, кожа у тебя всегда была идеальная, - согласился Кирие, не спеша отпускать его.
Он чувствовал, как под его руками успокаивается дрожь, прежде бившая это теплолюбивое, хрупкое тело, которое никто никогда не брал в расчет, разве что при постоянных попытках как-либо ему навредить. Сюда же, к попыткам, относилась и прогулка босиком. Но черт с ней, с холодной и мокрой землей-матерью. То, что Райн чувствовал себя так, как будто его только что сняли с креста или еще только собираются туда повесить, было проблемой куда более насущной.
Пытаясь спрятать его от всех и вся, Кирие с нежностью думал, что он был прав и ему не показалось. Что-то изменилось, и теперь прекрасной царевны-птицы, у которой в грудь врезана изящная розетка из серой яшмы с розовыми прожилками, больше не существует, и нет молодой герцогини, отравившей мужа, в погоне за возлюбленным-пиратом пристрастившейся вооружаться абордажным крюком и лить человеческую кровь – и за всеми этими развлечениями забывшей о том, что она еще искала какого-то пирата. Он ошибся, видя слаженный, смазанный механизм из причудливых позолоченных шестеренок и пружин, умеющий лишь работать да тикать, там, где на самом деле было сердце, человеческое сердце из плоти и крови, которому не давали биться железные обручи из мира братьев Гримм, сохраняющие его от напрасных надежд – тут ведь как Эквилибриум, нельзя выбирать, от чего прятать, а что разрешать, и этим человеком были выбраны безопасность и бесчувствие. Кирие не понимал только, как он так не уследил и прослушал, что пропустил мимо ушей чудовищный треск металла и звон разлетающихся во все стороны заклепок, в общем, весь тот шум, который производят эти оковы, когда одна за одной лопаются и падают в пыль.
Не в добрый, ох не в добрый час, думал он с неизбывной любовью, этому сердцу вздумалось снова забиться.

Поговорим о названии произведения? "Homo homini lupus est", когда сталкиваешься с такой простой и непритязательно красивой мыслью, она кажется настолько естественной, что вызывает ощущение дежа вю. Но, сдается мне, это ощущение меня обманывает.
Эта мысль пришла мне в голову не дальше, чем вчера. Предварительно я проверила, в каких же все-таки значениях встречается фраза "человек человеку волк". Мои тщетные надежды встретить эту сентенцию в положительном значении, увы, не оправдались.
Мне часто приходят в голову мысли, которые кажутся мне красивыми и удачными, поэтому я иногда бываю расстроена, услышав либо прочитав подобное у других людей. Впрочем, на этот случай есть высказывание мною почитаемого Декарта: "Я еще в школе усвоил, что нельзя выдумать ничего столь оригинального и маловероятного, что не было бы уже высказано кем-либо из философов".
На этом сайте Наталья не обладает большой известностью, однако хочется верить, что это временно. Эта девушка в одиночку смогла сделать больше, чем все начинающие литераторы данного сообщества вместе взятые. BNL самостоятельно начала менять мир вокруг себя, и пока ей это удается.
«…homini lupus est» производит очень сильное впечатление. Эта история овладевает вниманием читателей исподволь, незаметно. Сначала она кажется немного скучной, потом к ней хочется возвращаться снова и снова. Сказка заражает каждого уверенностью в своих силах, верой в то, что искреннее стремление сделать что-то доброе и вправду может свернуть горы - горы непонимания.
Наталья повествует не только о судьбе персонажей, но и об обычаях, жизненном укладе героев произведения, в которых она вдохнула жизнь своим мастерством, дав им личные черты, не скопировав под кальку характеры, как это зачастую бывает. Большая заслуга автора в том, что ее работа такова, что «…homini lupus est» становится учебником терпимости, человеколюбия, способности принимать других такими, какие они есть и видеть в людях людей, а не религиозную, национальную или какую-либо еще принадлежность.
Те, кто знакомился с автором в последнее время, на «…homini lupus est» отреагировали благосклонно - эта сказка действительно заслуживает внимания. Те, кто следит за творчеством Натальи на протяжении года, с нетерпением ожидая каждой ее новой работы, не остались разочарованными - на страницах этого произведения автор предстает совершенно иной, непривычной для давних своих поклонников.
Если «Божья матерь и кролики» можно было назвать своеобразным творческим экспериментом, попыткой автора создать что-то новое в первую очередь для нее же самой, то «…homini lupus est» представляет собой довольно серьезную работу. У центрального персонажа появляются не менее интересные спутники, каждый из которых заслуживает пристального внимания. В целом, Наталье удалось выполнить первоначальный замысел - создать сказку с привлекательным главным героем и яркими декорациями. Ну, а то, что традиционно взрослый литератор вдруг начала создавать детские произведения, скорее заслуга, чем упущение.
К слову, детскость «…homini lupus est» весьма относительна. На первый взгляд, этот роман действительно представляет собой в первую очередь сказку, рассчитанную на подростков. Однако одновременно с этим Наташа насыщает ее таким количеством аналогий, отсылок к истории и литературе, иронических намеков, что становится очевидным тот факт, что сказка - это только форма, содержание которой оказывается не таким уж и детским.
Благодаря этому «…homini lupus est» интересна не только подросткам, но и взрослым, а особенно тем, кто любит иногда вернуться к детской литературе. К тому же чтение оказывается особенно приятным благодаря способности Натальи писать действительно глубоко и интересно. В итоге «…homini lupus est» становится легким развлекательным романом, который подходит для практически любой аудитории. Ну, а то, что Наташа сегодня уже не та, что полгода назад, вполне естественно, и давним ее поклонникам, по всей видимости, стоит лояльнее относиться к желанию автора экспериментировать и открывать для себя новые горизонты.
Но не стоит путать «…homini lupus est» с легковесными романами-однодневками, рассчитанными на массового читателя: чувствуется, что за складным текстом и захватывающими дух оборотами стоит долгая и кропотливая работа автора.
Казалось бы, «…homini lupus est» - всего лишь сказка. Однако написана она с таким мастерством и талантом, любовью и к персонажам, и к читателям, страстью к придумыванию действительно увлекательных историй, что работа становится чем-то большим, чем просто развлекательное чтение - скорее, добрым, наполовину детским, но в то же время достаточно сложным романом.
Рекомендация автору. Вычеркните из своего лексикона такое понятие, как Мери Сью - это химера, нет ее здесь и априори быть не может. Ваша мысль – полет. Ярлыки умников не для вас. Желаю дальнейших творческих успехов и процветания.
С глубоким уважением, Пересмешница.
---
Эх, Соечка моя... и на кого ты меня покинула?
Вычитывая эту рецензию, я поняла, что мне не составит ни малейшего труда распознать писавшего - по типичным для него ошибкам х) Так что теперь у меня нет никаких сомнений, что Сойка-Пересмешница - та самая Николет, грозившая на мне жениться. Ее инкогнито меня даже забавляет.
А вообще, как так она смогла угадать, что во мне поселилась мерзкая неуверенность и надо срочно меня похвалить?
Люблю ее стиль критики - слов много, смысла мало, но чувствуешь себя таким талантливым, когда прочитаешь.

Праздник к нам приходит...
Автор: Нэшик ^ ^
Жанр: Убойный мегофлафф, неадекват и непонятный юмор
Рейтинг: Семнадцать поцелуев, один из которых недоказуем.
Все персонажи вымышлены, правда, не все мной. Все совпадения с реальными людьми и событиями - нифига не совпадения.

Зимняя ночь притворялась тихой и синей, но на самом деле у деревьев, которые она обнимала с напускной раздолбайской нежностью, от мороза жалобно трещали стволы. Казалось бы, что сейчас, в середине этой лютой зимы, двигаются только снег, не устающий падать, да танцующие в небе звезды. Но на самом деле жизнь была еще кое-где - в маленькой таверне на классическом перепутье трех дорог, невесть как оказавшихся посреди непроходимой еловой чащи - их словно специально принесли туда скатанными в рулон. Сейчас из-за бревенчатых стен слышались приглушенные разговоры и вспышки смеха, а из приоткрытой двери на снег падала узкая полоска света. А еще из-за нее высовывалась начинающая по-тихому покрываться инеем рыжая голова.
- Идиоты, - убито высказалась хозяйка головы, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться слишком громко. - Скажи мне, о величайшая и чернейшая Лиа-тентен, чем ты думала вообще, когда захотела притащить сюда вот этого вот?
Натанаэль тихо хихикала, пытаясь удерживать Святого в достаточном расстоянии от стен, чтобы он не дотянулся до них головой. Они забавно смотрелись - две костлявых швабры, одетых в черное и украшенные брюнетистыми волосами, только Лиа-тентен была выше, тоньше и с ушами. Да и груди у нее было меньше.
- Да что вы вообще здесь делаете, а? Что опять такое началось, что за выпендрееж? - кривил немец свои тонкие губы - Нет бы пароль - "Александра", отзыв - "Йана Йурьевна"... Или нет, вообще без пароля! Сами вы нубы! И вообще, я тут хожу красивей всех, у меня тросточка есть...
- Он датый уже? - Изумрудная, по-видимому, решила все-таки проявить чудеса догадливости. - Или как у него... разговоры с самим собой - это нормально?
Натанаэль скептично выгнула бровь и уставилась на Штефана, раздумывая над сложным вопросом.
- Ну-у, он же не лезет ко всем целоваться? Значит, нет. - определила она наконец.
Эльга закатила глаза. Она, конечно, знала, что к ней не лезут целоваться просто потому, что она не парень.
- Вообще-то, вы вспоминали пароль. - напомнила она, оглядываясь назад, в глубь таверны. И только потом впилила, что Яна Юрьевна - какое-то странное имя для привычной им всем тавернской среды. Вот просто Яна - это понимают все, но Яну на Новый год обычно не зовут.

- Па-ат? - убито окликнул пространство Фредрик Савалл, робко - и без особой надежды - оглядываясь по сторонам. Он потерялся в пестроте чужого веселья, причем окончательно и бесповоротно, и теперь искал старшего себя.
Патриций Савалл, легко пробираясь сквозь толпу, подплыл к Рику и изящно отсалютовал ему зажженой сигаретой.
- А-а, мой юный дру-уг - протянул он со своей непереносимой вальяжностью - Ты здесь. А я думал, что ты не придешь. Как тебе у нас в мире?
Фредрик еще не привык к тому, что все вокруг были почти полностью идентичны друг другу - Пат всегда объяснял это отсутствием фантазии у Творцов. Например, человек, что стоял напротив него и что-то у него спрашивал, выглядел точной копией его самого - правда, гладко выбритой, постаревшей на десяток лет и обзаведшейся новой радужной оболочкой глаз, отличной по цвету от фредриковой радужки.
- Здесь все такие странные... - жалобно проговорил он, обводя глазами зал.
В нем были: стены сруба типа "избушко" - четыре штуки, лестница - одна штука, окна, закрытые ставнями - две штуки, потолок с полом - по одной штуке соответственно, столы - несколько штук, бутылки, пустые, полупустые и полные, в несчитабельном количестве и куча народу. Последние два фактора особенно смущали маленького и неопытного Фредрика.
Пат смотрел на него своими огромными глазами с выражением искреннего непонимания.
- Что, правда, что ли? - наконец-то спросил он после очередной затяжки. - Кто?
Рик помедлил, пытаясь решить, с кого именно ему начать. Потом
- Ну, например... Во-он там, у двери...
От вышеназванной двери доносились приступы нервноватого хохота и неуверенные предположения - "Стопицотмечиковскамушками?" - "да нет же, что за бред!" - "сто шестьдесят девять триста восемьдесят шесть?" - "чудик, это твой порядковый номер..." - "Эй, отдайте мне мою трость!" Дальше - невнятный шепот и выдох - "Ну наконец-то! Заползайте... Лиа-тентен, может, ты все-таки оставишь это чудо на улице?"
- Па-ат! Мы никого не ждем больше? - окликнула его тонкая рыжая девушка от двери. Фредрику она кого-то смутно напомнила.
- Все, Эсми, все здесь. Закрывай двери, а то всякого сброда наберется... - Пат брезгливо поморщился и снова оглянулся на Рика.
А тот тем временем уже нашел себе занятие. Разглядывание пестрой компании таверны затянуло его с головой. Сначала он не мог выцепить ни одного лица, но потом застыл с открытым ртом.
- Т-там... - выдохнул он, не веря своим глазам - Творцы?
Пат покосился в направлении протянутого пальца юного наблюдателя и лениво пожал плечами. У стены, неподалеку от двери, стояли трое - коротко стриженое существо непонятного пола, на лице которого играла скупая усмешка, маленькая девушка-блондинка с недовольным лицом и высокий паренек с соломенными волосами, обрезанными чуть выше плеча, который безбожно лыбился и о чем-то радостно вещал, обращаясь, по-видимому, к обоим своим спутникам сразу.
- Какие это Творцы? Творцы к нам не ходят. Эти... воплощения. Там, в других местах, им же и самим надо кем-то быть? Считай, что они - вроде тебя... только хуже. Принцесса, Д и Нэшик. - объяснил он в конце концов. - Этот особенно, последний. Он вообще невыносим.
- А что он? - заинтересовался Рик.
- Он крылат. И жутко этим гордится.
Нэшик призаткнулся - видимо, переводил дыхание - и завертел головой, надеясь увидеть реакцию своих спутников. Д снисходительно улыбнулся ему, а принцесса что-то сказала - Рик не расслышал, что именно. Нэшик рассмеялся, махнул рукой и заключил ее в объятия.
- Они не пьют? - удивился Рик.
- Им незачем. Им и так весело, - был ответ.
Немец - Фредрик как-то сразу понял, что это именно немец - которого привратница Эсми-Эльга запустила последним на пару со странной Лиа-тентен, неприкаянно сидел в уголке и хмуро пил что-то крепкое из горлышка.
- Не смотри на него так, - хмыкнул Патриций, проследив за взглядом своего младшего товарища. - Это Штефан блюм блям сюп сюп хлюп хляп фон Аыаы. Считает себя святым. На самом деле он тоже рад, что он здесь. Просто у него выражение лица только одно - такое вот.
Рик не ответил. Обзор на Штефана закрыли две миниатюрных девочки, радостно о чем-то щебечущие. Одна, с волосами цвета разведенного красного вина и синими глазами, смеялась и крутилась перед второй, чуть менее яркой - зато на шее у нее, на изящной цепочке, висел амулет в виде тазика. В натуральный размер. И на спине у обеих девочек были отчаянно блестючие разноцветные крылышки навроде тех, что имеются у бабочек. И обе, судя по всему, пришли к выводу, что крылья им обеим к лицу.
- А это кто? - спросил он у Пата, начиная входить во вкус.
- Та, что с Тазиком - ее зовут Иридель, а вторая - Лилиан. - ответствовал тот, по-видимому, довольный чужим любопытством. - Она пытается доказать всем, что морф, но обычно ее держат за вампира... ну, и за дуру заодно. А зря. Она хорошая девочка.
- А крылья? Так и должно быть?
- Ну-у... - сероокий помедлил и снова затянулся. - На самом деле нет. Просто к нам на огонек Винкс попытались залететь. А оно нам надо, подумай сам?
После очередной паузы он задумчиво добавил:
- Остальными крыльями они украсили елку.
Смех и щебет на минуту стал ровно вполовину тише. Рик удивленно оглянулся на подруг и увидел, что одна из них, та, что Пат назвал Лилиан, замолчала и теперь смотрела куда-то в сторону. Там Лиа-тентен очень быстро говорила что-то невысокой худенькой женщине с коротким черным каре и беззрачковыми серебристыми очами, та с теплой улыбкой кивала. Он даже разобрал имя - "Хината". Впрочем, Иридель тут же схватила Лили за руку и повела куда-то в сторону, продолжая разговаривать за них обеих, и скоро улыбка вернулась к ним.
Вокруг одного из столиков собралась миниатюрная толпа, состоящая из высокой широкоплечей девушки, чьи волосы были выкрашены в малиновый цвет, миниатюрного блондина в повязке "а-ля Нэтсуо" на глазу, подпорхнувшей к ним Эсми и высоченного, под два метра паренька с трехцветной шевелюрой. С их стороны доносились обрывки разговора.
- Как мне удается иметь такой великолепный цвет волос и не портить их? Ответ прост! Это гуашь! - выговорил кто-то приятным тенором.
- Как мне удается выделяться из толпы своим ростом? Ответ прост! Это - табуретка! - пропел смешливый женский голос.
- Как мне удается... ребята, что мне удается? - недоуменно вопросил у мира голосок, явно моложе, чем два предыдущих.
Последовала очередная вспышка смеха, после чего все говорящие пришли к выводу, что Изумрудная, как и ее Творец, может совершенно все и вообще очень хорошая. Трехцветный парень пил чай, помешивая его чупа-чупсом, и время от времени порывался обнять блондина за талию, но ему не хватало смелости. В конце концов девушка с яркой шевелюрой усмехнулась и ткнула его в бок, фыркнув - "Давай уже, Айро, что ты как девочка? Матти, он всегда такой?" - на что и получила тихий ответ: "Это еще что, Герди... целуется он еще ху-уже." Любитель чупа-чупсов расфыркался, но блондина все-таки залапал и притянул к себе - видимо, обижаться на него не мог. После чего разговор снова полился, прерываемый вспышками смеха.
Рядом на полу сидел хрупкий мальчик лет двенадцати, украшенный ушами и гладким хвостом, и с интересом наблюдал за двумя настоящии котами. Один из котов был приятного золотистого оттенка и неуловимо напоминал кошку, а второй, счастливый обладатель пепельно-серой шкуры, постоянно и слегка неуклюже льнул к первому. И у обоих из ушей торчали подожженые стебельки мака. Соцветия успели превратиться в черные комочки, вызывающие жалость.
- Тот, что погуманоиднее - Ленн. Рыженький - Йотли и этот вот, побольше - Остролист. Они так курят, - пояснил Пат - Они же коты. И не знают, как правильно. И какой-то шутник... вот так вот объяснил им. Несчастные. Хотя самих их все устраивает, похоже.
- Они бы могли брать с тебя пример. Ты же все время дымишь, как паровоз, - сухо заметил Рик. - Вообще, что такое ты куришь? Я смотрю, здесь у всех трубки. Или кальян.
- Сигареты, - пояснил Пат. - Кальян одному курить невесело, а трубка меня старит. Эту ерунду, - он помахал орудием медленного убийства перед лицом Фредрика, - мне подгоняет из Теней во-оон тот парень. Лайт.
Во-оон тем парнем оказался очередной представитель Арийской нации - белокурый и синеокий. Он тоже был в повязке, правда, в более традиционной и черной. Сидя на диване, он вел более-менее связную беседу с кем-то хвостатым, черноволосым и исчерченным темными линиями, временами прикладываясь к высокой бутылке, а другими временами затягиваясь длинной, женской сигаретой. Хвостатый не пил и не курил. Что, впрочем, не мешало ему лапать блондина, к чему тот относился довольно-таки спокойно.
- А я-то все гадал, с чего тебя всегда так штырит, - хмыкнул Фредрик. - А этот что, черный? Язвенник или трезвенник?
- Дэо? Да нет, он пьяница тот еще, - пожал плечами старший. - Просто он хочет, чтобы Новый год хоть чем-то отличался от других дней в его жизни.
К странной черно-белой паре подскочило нечто зеленое, круглое, с ушами и потыкалось в руку Лайта. Тот удивленно оглянулся, потом нашел-таки взглядом "внешний раздражитель", понимающе кивнул, после чего перегнулся через диванную спинку, нашарил там черную непочатую бутылку и отдал ее зеленой булке. Та тут же затолкала бутылку под диван, но с другой стороны.
Фредрик потер глаза ладонью.
- А это что еще за штука? - удивился он.
- Это зеленая Мокона. Есть белая и черная, а эта - зеленая. Вот на какие вещи уходит фантазия Творцов, - скорбно ответствовал Пат. Он не любил, когда фантазия Творцов уходит на всякую чушь. Он вообще был чуть ли не единственным из всех, кто осмеливался скептически отзываться о самих Создателях.
- А зачем она ныкает бутылки? - не унимался Рик.
- Она не ныкает. Просто Фей Вонг Рид тоже должен что-то пить, разве нет?
- А где он?
- Под диваном, где же еще. Это же логично.
- А почему он там? - Фредрик окончательно зашел в тупик.
- Не знаю. Стесняется? - предположил Пат, гася окурок о стену.
- Э-эй, Нонтарембрей Вистокремонто Крэнтэрэнтрэ! - радостно окликнул кого-то Лайт, на что получил не менее радостный отзыв:
- Я здесь, Элайт Фрайтунг Вентана Флаурайт Эмбер Айро Савалл! - это отвечала синеволосая девушка со здоровенным мечом за спиной.
- Не пугайся, - сказал Пат раньше, чем Фредрик успел изумленно раскрыть рот, - Их родителям было весело. И ладно еще Лайто, но эта девчонка так гордится своим именем...
- А ты, Пат? Твое полное имя? - это вдруг заинтересовало Фредрика. Он сам удивился.
- Мое? Психопа-ат. Или, если хочешь, Патология... Хотя это как-то слишком по-женски, ты не находишь?
Пат помолчал, потом улыбнулся.
- Впрочем, тебе-то что париться. Тебя и вовсе раньше Дождем звали, и ты не жаловался...
Трехцветный тем временем оторвался от своего блондина и заозирался, пытаясь понять, его звали или не его. Потом, сообразив, что имя было все-таки слишком длинным, успокоился и снова захлюпал своим чаем. Но делал он это недолго. Вокруг него недоуменно загудело на разные голоса:
- Дракон?
- Дракон?
- Их тут много, вообще-то... Который из?
- Да нет, другой дракон!
- Где?
- Вот он, здесь.
Пред оком толпы предстал широкоплечий парень с пафосной, но слегка неуверенной улыбкой на лице.
- Э-э... Братья! - он осекся, но быстро исправился - Братья и сестры! Мы все едины... вроде как...
Шум по всей таверне ненадолго притих. Все были заинтересованы продолжением событый. В конце концов Герди, до этого придирчиво разглядывавшая незапланированного гостя, объявила:
- Да какой это дракон? Вы посмотрите только, у него же зрачки!
Компания недовольно загудела, и в гудении этом отчетливо слышалось - "манч!", "как он пробрался?", "ну это ж надо - зрачки..." Самозванца мягко и дружественно, но настойчиво повели к дверям с явным намерением отчистить мир от нубов.
А потом кто-то неуверенно заметил:
- Но у Эльги ведь тоже зрачки.
Герди, Матиаш, Пат, Хината и Лилиан разом оглянулись на Эсми. Та молчала. И они молчали.
Потом Пат на интонациях, чуть более жестких, чем надо бы, заявил:
- У Изумрудной амулет, а не зрачки. Вы что, забыли?
Всех это устроило. На какое-то время.
- Но ведь у меня тоже есть зрачки... - пролепетал Матти в порыве честности.
И снова - задумчивое молчание.
- У тебя не зрачки, а зрачок. Все в порядке. - авторитетно кивнула Герди.
- А Пат? - спросила зеленая Мокона, которая попросту не умела врать.
После секундного замешательства со всех сторон послышалось - "Ну-у, это же Пат..." - "ага, ему все можно, это же Па-ат".
Недодракона вытолкали за дверь, но щеколда была закрыта на какую-то долю секунды позже, чем должна была быть закрыта. В натопленный воздух тавы проскользнуло нечто, что в принципе могло бы оказаться двумя людьми, если бы не избыток груди, обилие волос и полное отсутствие осмысленности на смазливых лицах.
- Эам... а кто из них парень? - побоялся предположить Фредрик.
- Тот, у которого улыбка. Нет, стой. А где его улыбка? - нахмурился Пат. - если нет улыбки, значит, тот, у кого волосы покороче... чуть-чуть.
Волосы чуть-чуть покороче были у дико хмурого и сильно удивленного парня, который всеми силами старался держаться от своей спутницы как можно дальше, но чтобы при этом было похоже, что они все-таки пришли вместе. А девушка, у которой грудь была чуть ли не больше головы, одетая в лилово-голубо-розово-фиолетово-сиреневое шелковое платье, наоборот, хотела держать своего спутника прямо под боком. Выглядело это довольно забавно, особенно учитывая то, что свободное место в таверне и так было дефицитом.
- Это Алкарон и Эсаббелла, но мы зовем ее просто Белкой. У них скоро свадьба и куча детей.
- Он не выглядит счастливым, - Фредрик решил поиграть в капитана Очевидность.
- У него какая-то чушь. Похоже, у него... украли улыбку. - на полном серьезе промолвил Пат. Фредрик заметил, что Эльга едва заметно хитро улыбается. - Обычно если ты оглядываешься и видишь где-то на горизонте яркий свет - значит, там Алкарон. Потому что улыбка светит.
Он потянулся за новой сигаретой. Потом, зажав мундштук зубами, цапнул ближайший канделябр, чтобы от него прикурить...
Дверь с треском отлетела к стене. Засов просто погнулся и вышел из пазов.
Тишина, наступившая мгновенно, была просто мертвой. На белом фоне застенного снегопада резко выделялись два черных силуэта. Не просто темных, а эффектно черных, как сама темнота. Один из них был очень высоким и по ширине плеч, наверное, не прошел бы в дверь. Другой был ниже и уже, но легче от этого не становилось.
- Ну все. Кина не будет, кинщик спился... - отчетливо проговорил Пат, безбожно лыбясь и прикуривая от одной из трех свечей - ее единственную не задуло сквозняком с улицы.
А потом тишину разогнал радостный возглас рыжей:
- Ада! Разель! Вы все-таки здесь, да? А я боялась, что вы не придете...
В следующую секунду Ада уже радостно утонула в потоке не менее радостной болтовни Эсми. Разелем заинтересовался немец и начал бочком-бочком подбираться к нему, впрочем, никакого внимания он так и не удостоился.
- Ада? Разель?.. - только и смог выговорить Фредрик, - а почему... мы все еще живы?..
- Моя мелкая знает всех, - с гордостью ответил светлоглазый. - Верь в мир, парень. Тебе самому станет легче жить.
- Эй, народ! Скоро полночь. Может, пойдем отсюда? - громко вопросила Герди. Потом добавила уже тише, обращаясь к Пату, - А ты, комментатор, давай заканчивай. Будет не айс, если ты замучаешь себя самого. Кто знает, какие парадоксы тебе тогда придется объяснять, да и будет ли кому их объяснять? - она подмигнула ему и отвернулась.
Согласие большинства на выход из дома было получено. Парни и девушки начали не торопясь разбирать свои плащи, френчи и пальто, втихаря запихивая под них бутылки. У Иридель с Лили ушло некоторое время на то, чтобы приладить крылья поверх шубок, но оно того стоило - все-таки им крылья шли больше, чем Винкс. Все потихоньку выползали из теплой таверны, ежась от стужи и озираясь по сторонам.
- Пошли, Фредрик, - мягко позвал Пат, застегивая плащевую пряжку под горлом, и протянул ему руку. Рик улыбнулся и сам потянул его к двери.
Оказавшись на улице, Патриций тут же направил толпу в нужном направлении. Он просто кивнул в сторону леса и сказал:
- Де-ети, нам туда.
Рик с удивлением проследил взглядом за чем-то темным и четырехугольным, быстро движущимся по снегу.
- Мимо меня проехал диван, - сказал он Пату.
- Ну конечно. Фей Вонг ведь тоже хочет с нами, - терпеливо разъяснил тот.
Невдалеке от таверны стояла елка. А под елкой стоял эльф.
Вернее, синдэ. Да, там стояла закутанная в плащ длинноволосая синдэ. Все, везде и ко всем успевающая Изумрудная радостно кинулась к ней, чтобы обнять, сказать что-то ласковое - и заодно передать что-то темное и стеклянное.
- Ну вот, и эти двое туда же... - вздохнул Рик.
Пат снова улыбнулся. Он вообще разулыбался сегодня.
- Им можно. У них нелегкие судьбы. Да и ты сам, Рик... ты мог бы позволить себе расслабиться, разве нет?
- А ты, Пат? - с неожиданной для себя самого резкостью спросил Фредрик.
Ответить он не успел. В воздухе звонким, певческим голосом прозвенело:
- Ну что? Раз, два, три - елочка, гори?
И она загорелась, да так, что сначала особо впечатлительным пришлось зажмуриться. Мохнатые еловые лапы были увешаны стеклянными шарами и длинными лентами. Роль свечей выполняли крылья оставшихся пяти - или четырех? - фей. А наверху была...
- Моя улыбка! - выдохнул Алкарон. Триэ и Эльга хитро переглянулись - и тут же приняли такой невинный вид, какой не смогли бы принять даже, скажем, яблоки. А яблоки никогда ни в чем не бывают виноваты.
И тут начали бить часы. Да, часы тут тоже были, какой же Новый год без часов? И, конечно же, все знали, что им следует делать - пока часы били двенадцать, нужно было кого-нибудь поцеловать.
И они целовали.
Дэо поцеловал Лайта, красиво, как в танго, опрокинув его на спину и удерживая на одной руке. Йотли потерся щекой о щеку остолбеневшего от смущения Остролиста. Хината поцеловала Лиа-тентен - для этого ей пришлось встать на носочки. Крылатый Нэшик, улыбаясь шире Алкарона, поцеловал Д в щеку, а принцессу - в лобик, потом под ее деланно недовольным взглядом поцеловал Д в лобик, а принцессу - в щеку, после чего обнял обоих, как Фай в арке Шурано. Лилиан поймала руки Иридель и быстро коснулась губами самого уголка ее губ. Герди с тихим смехом обвила руками неприступную Аду и шутливо чмокнула ее в губы, чем вогнала наемницу в краску и состояние тихого счастья. Немец все-таки попытался поцеловать Разеля - это выглядело так, как будто тонкий черный шарфик силился вскарабкаться на платяной шкаф. И тот, представьте себе, снизошел до простых смертных, заключив его в железные тиски своих рук - восторгу Ште не было предела, но выражение его лица так и не изменилось - впрочем, как и выражение лица самого убийцы. Эльга поцеловала свою Триэ в щеку, Ленн бережно обнял и сделал "чу" Рей, после чего оба они вместе с рыжей оказались в теплых объятиях синдэ. Айро наклонился и поцеловал Матти, стараясь сделать это "не как девочка" - и у него получилось, можете поверить. Белка хотела поцеловать своего жениха, но тот бегал быстрее, чем она, особенно без улыбки. И уж, конечно, никто никогда не узнает, с кем целовался Фей Вонг под своим диваном.
А Фредрик посмотрел на Пата и вдруг увидел, что тот выглядит совершенно несчастным.
И тогда - он сам не знал, что на него нашло! - он потянулся вперед, одной рукой обвивая чужую талию, а другой скользнув в русые волосы на затылке, и приник к острым, узким губам себя самого через десяток или чуть больше лет.
Ему вдруг подумалось, что через десять лет он либо очень изменился, либо не изменился вообще. Осталось только понять, который вариант из двух на самом деле верен. Но это подождет, разве нет?
Это длилось всего пару секунд, после чего оба Савалла отлипли и отшатнулись друг от друга. Рик вспыхнул и отвел взгляд. А Пат, казалось, просто был очень удивлен.
Зеленая Мокона запрыгнула к нему на плечо и чмокнула его в щеку. Пат рассмеялся и погладил ее. Мокона перебралась на плечо Фредрика и поцеловала и его тоже. И тогда все в мире встало на свои места. Потому что Мокона, чистая душа, имеет право целовать любого, кого пожелает.
- Кончайте романтику, мальчики! - окликнула их Герди. - Давайте к нам! Пат, сегодня мы твердо намеряны его споить, ты как, с нами?
- Триэла меня убьет, - весело отозвался Патриций.
- Никого не убью-уу! - донеслось сзади, - Я тоже с ними! И дочь твоя с нами. А вообще, все мы едины-ы!
- Мир, дружба, жвачка! - хором и не сговариваясь сделали вывод некоторые из оставшихся не у дел членов коллектива, и стало ясно, что никто не у дел не останется. Выпивки хватит на всех.
- Ну, знаете ли, раз пошла такая пьянка...- весело отозвался Патриций, оглядываясь на Фредрика. Тот улыбнулся и кивнул. - Мы с вами, дамы, - подтвердил Пат их совместный выбор, обвивая пальцами руку младшего.
Где-то хлопнула пробка шампанского.
Жизнь жила, ею дышалось. Что ж, боги дали им прожить этот год. Будет ли такая удача еще раз? Конечно, будет. А не будет - они как-нибудь уговорят Творцов дать им еще немного времени... Творцы не смогут, не имеют права отказать.
Раз уж каждый из этих людей и не-людей за других готов пойти гулять с бароном Самди, Творцы просто не могут отнять у них это время. Хотя бы потому, что и сами готовы на свидание с бароном друг ради друга. Они поймут, не могут не понять.
Этот мир еще раз начался по новой.
Когда-нибудь он кончится.
Но, если думать в стиле Пата, все когда-нибудь кончается для того, чтобы начаться снова.
А значит, все будет айс. Не может быть не айс.